Дневник комиссара

Манеры его вызывали тревогу даже у видавших виды вояк. О слабонервных я уже не говорю. В разговоре он то и дело выхватывал пистолет и манипулировал с ним, словно собирался пристрелить не то вас, не то еще кого-то, стоящего за вашей спиной. Стволом пистолета чесал лоб, стволом же поправлял шапку и почесывал темя…

Человек он был отчаянной храбрости.

Однажды вышли они на шоссе в засаду. Вдруг откуда-то из-за поворота вывернула легковая машина. Хорошая, даже шикарная, машина с генералом, крепко спавшим на заднем сиденье. Когда она поравнялась с Соколовым, он вскочил на подножку и спокойно положил на колени генерала гранату Ф-1. Лимонку. Машина отъехала метров на десять, и раздался взрыв. «Опель» набок…

Отчаянный человек Соколов!

…Богата приключениями партизанская жизнь. Недавно наши ребята рассказали мне интересный случай. Я не был свидетелем этого происшествия, пишу с их слов.

Когда они увидели, что серо-зеленая фигура отделилась от темной избы и быстрыми шагами пересекла широкую деревенскую улицу, кто-то сказал:

— Здесь фрицы! Айда, ребята, пока не заметили.

Но их уже увидели. Раздались выстрелы, над головами засвистели пули. Все это было так некстати…

По приказу Медведева они направлялись в засаду на дорогу, идущую из Брянска. Встреча с гитлеровцами в этой деревне была неожиданной, нелепой и ненужной. Она им очень мешала; кроме того, партизаны не любили, когда фашисты сами навязывали им бой. Но отступать было поздно.

Когда партизаны ворвались в село, они увидели два трупа на снегу, возле дома, и вдали, на дороге, быстро удаляющиеся сани. На них скорчились три гитлеровских солдата. Кажется, один из них был ранен. Партизаны побежали, но, понятно, догнать не могли. Они стреляли вслед, пули сбивали тяжелые снеговые шапки с ветвей. Дорога делала крутой поворот и пропадала в редколесье. Через несколько минут сани с фашистами исчезли за снежными холмами, и партизаны поняли, что упустили врагов и что те приведут за собой карателей.

Один из партизан воскликнул отчаянно и горестно:

— Убегли, гады, убегли!

Это, кажется, был Иванов. Фамилию его знал только командир отделения, но он был убит, да и боец этот погиб в бою, так что фамилии этого человека точно никто не знал. И вот тогда он стал раздеваться. Да, да, самым натуральным образом. Торопливыми движениями сбрасывал он свою хрустящую на морозе шинель и разматывал обмотки. Естественно, все удивились, а кто-то ехидно полюбопытствовал:

— Ты что, дурья голова, делать собрался? В предбаннике, что ли?

— Нет, — ответил боец, — я их догоню. Дорога здесь крюк делает, а я прямиком… Я эти места во как знаю…

Он живехонько освободился от заледенелых лаптей и, схватив автомат, как был босой, побежал напрямик по сугробам, по тонкому насту. Бойцы кричали ему вслед, свистели, чтобы он выкинул дурь из головы и вернулся, но ничто уже не могло остановить чудака.

Подошел командир группы, ему рассказали, он покачал головой и велел двум бойцам хоть из-под земли раздобыть лошадь и сани, чтобы спасать эту неистовую личность, этого героя, которому предстояло сделать босиком по снегу не меньше шести-восьми километров.

А он бежал. И это, пожалуй, было самым трудным делом в его жизни. Потому что не был он ни стайером, ни спринтером и никогда не тренировался в спортивных залах, на ровных дорожках стадиона, и бегать-то ему вообще приходилось чрезвычайно редко. Потому что был он рядовым колхозником и привык ходить спокойно и уверенно по своей земле.

И он смог.

Он пробежал эти километры, не чуя под собой ног. Потому что только вначале снег жег и резал и прохватывал до самого сердца, а затем холод отпустил его, пришло второе или уже неизвестно какое дыхание, и наступил тот период раскрепощения и свободы, когда он не смог бы удержать свое тело, даже если бы захотел. Он добежал и выскочил на дорогу как раз в том месте, где во весь опор на него неслась подвода с тремя фашистами. Неслась в облаке снежной пыли…

Руки у него тряслись, дыхание прерывалось, потому что это было его последнее дыхание, и очередь, выпущенная им из автомата, получилась неровной, пляшущей. Но все же он убил, или, как мы говорили тогда, уничтожил, трех врагов, которые могли бы привести за собой карателей.

Подъехавшие друзья-партизаны осмотрели место сражения, трупы врагов, подводу с продовольствием и сказали:

— Молодец!

А кто-то задумчиво добавил:

— Бегать ты, братец, здоров, а вот стреляешь не точно. Лошадь-то наповал убил…

И если кто-нибудь думает, что после такого кросса этот боец заболел, то он сильно заблуждается. У нашего Иванова даже насморка не было…

Вот что за люди были в нашем отряде!

* * *

Следствием яростных схваток наших бойцов с гитлеровцами было введение строгого режима в городе Жиздре, куда как будто бы собирались вызвать мощный отряд карателей. Мы проверили эти слухи, и они оказались правильными.