Дневник Кости Рябцева

Мы с Сильвой — комсомольцы. Все инстанции нас утвердили. Нам поручено организовать в школе форпост пионеров. Это наша первая партнагрузка.

Сегодня стало окончательно известно, что Н. П. Ожигов уходит из школы. Я буду ходить к нему на квартиру.

1 сентября.

Я вошел в школьный совет от форпоста. Пионеры меня качали. Меня почему-то младшие ребята любят.

Да здравствует наш форпост!

Разбойничий форпост

5 сентября 1924 года.

Только что перечитал все тетрадки дневника за год. Многое интересно, но много и бузы, а некоторые места читать просто стыдно самому. В будущем постараюсь записывать действительно серьезные и важные события, чтобы не портить зря бумаги. Тем более что предстоит такое серьезное и ответственное дело, как организация и проведение в жизнь форпоста юных пионеров.

Никпетож ушел и, по слухам, будет работать на фабриках как культработник, так что и посоветоваться будет не с кем, если что-нибудь случится затруднительное. Но я заметил, что стал гораздо серьезней, и понимаю, какая теперь лежит на мне ответственность. Во всяком случае, постараюсь оправдать доверие укома. В этом деле важней всего выяснить цели и задачи форпоста, и тогда сразу станут понятны пути, по которым нужно добиваться этих целей.

С Сильвой мы несколько расходимся по вопросу о форпосте, но это ничего не значит. Я так думаю, что сущность форпоста ясна из самого его названия. Никпетож мне объяснил, что «форпост» значит по-немецки: «передовое укрепление», «передовой пост». Чье передовое укрепление? Ясно, что партии и комсомола. Следовательно, форпост в школе первой ступени, где комсомольцев нет или очень мало, должен играть роль комсомольской или партийной ячейки, то есть направлять и влиять, в сущности, на всю работу школы. И идти впереди. И тут задачи важней, чем следить за ребятами, чтобы они ходили с утертыми носами, или чистили зубы, или уроки готовили. На это есть учкомы, санкомы и прочие школьные объединения. А форпост — это идейное руководство, а кроме того, нужно забрать в руки полное влияние над неорганизованными ребятами.

Но форпост хорош еще и тем, что позволяет влиять на шкрабов. Взять, например, хоть отметки. До сих пор некоторые из шкрабов ставят уды, нуды, вуды, а Людовика Карловна хотя и тайно, но продолжает ставить двойки, тройки и пятерки. Вообще Люкарка — личность безвредная; она очень толстая, добродушная; и не все ли равно, сколько она поставит за пение, — потому что пение предмет необязательный. Но важен принцип. Раз отметки уничтожены — никто не имеет права их ставить, хотя бы и тайно. А уды и нуды — это те же отметки.

Хорошо, что послезавтра начинаются занятия в школе; значит, все войдет в свою колею.

8 сентября.

Занятия начались. Мы с Сильвой переписали всех пионеров как первой, так и второй ступени. Всего оказалось сорок восемь человек из разных отрядов. Первое собрание форпоста назначили на ближайшее воскресенье. Посоветовавшись в учкоме, мы с Сильвой решили форпостом называть все объединение школьных пионеров и из их среды выбрать Совет форпоста. А не так, как в семнадцатой школе (она недалеко от нас): там форпост избирается собранием всех пионеров. По нашему мнению, это неправильно. Будем делать по-своему.

9 сентября.

Не успели начаться занятия, как некоторые девчата спешат проявить свой характер. В частности, Черная Зоя. Я ей неоднократно показывал свое равнодушие, но она не может успокоиться. Кроме того, пора кончить заниматься пустяками. Но ей неймется. Сегодня она пристала ко мне с поэтом Есениным. Ей очень нравится «Москва кабацкая» и потом еще и то стихотворение, где Есенин пишет: «В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь…»

Я выразил свое мнение в таком виде:

— Есенин — типичный крестьянский поэт, попавший в город и не смогший осуществить свои мелкобуржуазные тенденции. Поэтому на нас он не должен влиять, поскольку мы настаиваем на диктатуре пролетариата. И стихи его — упадочные. Никпетож просвещал нас в том смысле, что Есенин — скорей поэт богемы и люмпен-пролетариата, но я с этим не согласен. Может быть, если считать, что богема есть мелкобуржуазное течение, тогда это так.

После этого Черная Зоя вдруг говорит:

— А я сама пишу стихи. Тебе было бы интересно послушать?

Я сказал ей, что не очень-то интересуюсь стихами, но послушаю. Тогда она прочла мне следующее:

Я опять к тебе вернулась,
Я теперь совсем твоя,
От любви прошедшей отвернулась,
Сделалась покорная раба…
Только отчего-то змейкой в косы
Серебристая вплелася прядь…
То, что тот, ушедший, был дороже, —
Никогда не буду вспоминать.
Все равно — любовь того, другого,
Как моя любовь к нему — ушла…
Я еще вчера о нем молила бога,
А теперь — твоя покорная раба…