Вы ехали по узкоколейной дороге поездом, который останавливался почти на каждой станции, где продавцы горячего кофе и чая, одеял и фруктов, сладостей и игрушек громко кричали, предлагая свои товары. Заснуть было почти невозможно, а утром все пассажиры перебрались на судно, которое должно было перевезти их по этой неглубокой части моря на остров. Там уже ждал вас поезд, чтобы довезти в столицу, проезжая мимо деревень. Это была приветливая и счастливая земля. У моря было жарко и сыро, но на холмах, где раскинулись плантации чая, было прохладно, и в воздухе ощущался аромат тех давних дней, когда еще не было перенаселённости и жизнь была проста. В городе, как во всех городах, были шум, грязь, убогость нищеты и пошлость денег; в гавани стояли суда со всего мира.
Дом был в уединённом месте, и в него нескончаемым потоком шли люди, чтобы приветствовать его гирляндами цветов и фруктами. Один человек как-то спросил, не хотел бы он посмотреть на недавно родившегося слонёнка, и мы, разумеется, пошли посмотреть на него. Ему было около двух недель, и нам сказали, что его мать, огромная слониха, очень возбуждена и очень ревностно оберегает малыша. Из города мы ехали в машине мимо нищеты и грязи до реки с коричневой водой, на берегу её была деревня, которую окружали высокие и густые деревья. Там находилась огромная темнокожая слониха со слонёнком. Он провёл там несколько часов, пока слониха не привыкла к нему; потом он был ей представлен, и слониха разрешила ему погладить её длинный хобот и угостить её фруктами и сахарным тростником. Подвижный кончик хобота просил ещё, и яблоки и бананы были отправлены в ее большой рот. Новорожденный слонёнок, помахивая своим крошечным хоботом, стоял между ног матери. Слонёнок был совершенной её копией. Наконец, мать позволила дотронуться до её малыша. Его кожа была не слишком жёсткой, а хобот непрерывно двигался, он был самой подвижной частью его маленького тела. Слониха всё время была настороже, и служителю время от времени приходилось её успокаивать. Слонёнок был очень игривый.
Женщина, вошедшая в небольшую комнату, была в глубоком горе. Её сын был убит на войне. "Я его очень любила, и он был моим единственным ребёнком; он был хорошо воспитан, и в нём чувствовалось много добра и большой талант. Его убили — почему так должно было случиться именно с ним и со мной? Мы так любили и так были привязаны друг к другу. То, что произошло, слишком жестоко". Она рыдала, и, казалось, не было конца её слезам. Она взяла его руку и вскоре достаточно успокоилась, чтобы слушать.
Мы тратим так много средств на обучение своих детей; мы так заботимся о них; мы сильно к ним привязываемся; они заполняют нашу одинокую жизнь; в них мы видим осуществление собственных надежд, продолжение собственной жизни. Для чего нам нужно образование? Чтобы стать машинами? Чтобы проводить свои дни в тяжёлом труде и умереть от несчастного случая или мучительной болезни? Это та жизнь, которую принесла нам наша культура, наша религия. Всюду в мире жёны или матери льют слезы; война или болезнь лишила их сына или мужа. Является ли любовь привязанностью? Является ли она слезами и мукой утраты, одиночеством и печалью, жалостью к себе и болью расставания? Если бы вы любили вашего сына, вы бы заботились, чтобы ни один сын не был убит на войне. Были тысячи войн, а матери и жёны никогда полностью не отвергали пути, ведущие к войне. Вы будете, страдая, лить слезы и сами того не желая поддерживать системы, которые порождают войну. Любовь не знает насилия.
Мужчина объяснил, почему он разошёлся с женой. "Мы были очень молоды, когда поженились, и через несколько лет жизнь разладилась во всех отношениях, сексуально, ментально, и мы оказались совершенно разными людьми. Вначале мы любили друг друга, но постепенно наша любовь перешла в ненависть; развод стал необходим, и юристы так считают".
Любовь — это наслаждение, настойчивое желание? Это физическое ощущение? А влечение и его удовлетворение — любовь ли это? Является ли любовь продуктом мысли? Или же это нечто случайное, вызываемое обстоятельствами? Является ли любовь чувством товарищества, доброты и дружбы? Если хоть что-нибудь из всего этого выходит на первое место, то это не любовь. Любовь является такой же окончательной и решающей, как и смерть.
Тропа, ведущая к вершинам гор, проходит через леса, луга и открытые пространства. Там, где начинается подъём, стоит скамейка, и на ней сидит старая супружеская пара, глядя вниз на залитую солнцем долину. Они приходят сюда очень часто. Сидят без слов, тихо созерцая красоту земли. Они ждут смерти. А тропа идёт дальше, вглубь снегов.