Дневник кушетки

Напрасно я стараюсь вспомнить прежнее веселье; напрасно я повторяю имена прелестных женщин, которые боролись на мне со своими страстными чувствами. О, Жанна, блондинка, с прелестными золотистыми волосами! О, Берта, брюнетка, твое лицо и линии тела напоминали ту прелестную Лиану, которую безумно любил мой хозяин! А ты, Марта, такая любительница лакомств и поцелуев! И ты также, Андре, чудная и изящная «дам д’амур»! Жанна, Жанна, все Жанны, Мери, Марии, Маноны, Клотильды, Матильды… и ты, Луизетта, и ты, Маргарита, и все вы – из провинции, из всех городов Европы и Америки, веселые, свежие, разбитные женщины, покинувшие своих несносных мужей, распутные, удовлетворяющие до пресыщения свои сладострастные чувства, очаровательные кокотки, женщины полусвета…

О! я вас умоляю, вернитесь все, как видения, принесите какое-либо утешение несчастной кушетке! Я была предназначена служить вашим прихотям; я не спала ночей напролет, записывая ваши похождения, вы у меня в долгу. Дайте же мне возможность вновь зажить прежними мечтами. Я обращаюсь к вам, как к последней надежде на спасение. Если вас больше не будет со мной, я не выживу!

О, бедная! Мой хрыч заставил меня принять третью по счету ванну!

Горничная это заметила.

– Старая свинья! – воскликнула она. – Кроме как пить, он обо всем забывает!

Она в это время натирала паркет.

Здесь натирают паркет; но никогда не сменяют старику белья. Как это грустно, состариться таким образом!

Говорила ли я, что горничная грубая замарашка? Прежде всего, она некрасива; она дурно провела свою молодость.

Сегодня, после полудня, пришел к нам племянник моих новых хозяев, служащий в одном большом магазине. Тетки его не было дома; она по воскресеньям ходит к вечерне.

Ожидая ее, он стал заигрывать с горничной, так как не мог же он разговаривать со своим дядей, который не только не говорил, но и не понимал ничего. Та ничего не имела против, наоборот, она была очень довольна. Я не уверена, произошло ли то, чего они хотели, потому что они ушли в столовую или, может быть, в гостиную, а оттуда я уже ничего не могла слышать.

Мой старик в это время утешался вполне.

…Прошло девять дней; ничего нового. Моя жизнь, как и жизнь всех окружающих, протекает вяло и однообразно. Я не в силах больше так жить. Я задушусь. Я, сказав последнее прости, наложу на себя руки. Я сделаю сверток из всех листов бумаги, которые я исписала чернилами, и пусть, кому заблагорассудится, возьмет их. Так моряк, чувствуя, что корабль идет ко дну, бросает в море бутылку.

Прощайте, маленькие девочки, так страстно льнущие к мальчикам; среди вас я провела такие счастливые годы; прощай, узкий и темный двор – царство тишины и тайн; прощай, бедная мебель; не знаю, куда тебя судьба забросила, а, может быть, ты, как и я, в этот момент стонешь и сожалеешь о прошлом; прощайте, прелестные женщины, девицы, полудевы, услаждавшие песнями мой слух и заполнявшие мою тоску такими чудными звуками; прощайте, сударыни; прощай, прелестная дама с карими глазами, которую я любила от всей души; прощай, милашка Андре; тебе мой хозяин уделял много сокровищ своей души и кое-что еще; прощай, дорогая Ивонна, ставшая законной супругой моего хозяина; не делай его рогоносцем, он тебе доверяет, и к тому же бесполезно обманывать такого супруга, как он; прошай, мой любимый хозяин, которого могучее туловище, покрытое волосами, приближало к доисторическим людям, к первым потомкам медведя или обезьяны, обладателям мускулистых солидных рук; его уста так много дали и в таком обилии приняли поцелуи; его нервная сила была так поразительна; и я убеждена, что он мог удовлетворить всех женщин мира и даже негритянок! Прощай, прощай славная, прелестная жизнь, пышно расцветавшая, и этот тернистый путь, по которому, обнявшись, проходило столько влюбленных пар; прощайте, вздохи, ласки, крики восторга, возгласы, мольбы… Еще!.. Еще!.. Еще!.. Прощай, маленький стул, мой соперник и соучастник; прощай, большая кровать, к которой я ревновала, ты единственная непроданная, ты, может быть, и поныне служишь прихотям моего дорогого хозяина и обожаемой им Ивонны; прощай, старое тяжелое мещанское кресло; прощай, неудобный пуф; прощай, перо; прощай, чернильница; прощай, бумага, я могла бы записать еще много интересных эпизодов, если бы не этот злосчастный случай…

Я плачу, я рыдаю, мои нервы взвинчены, я не вижу, я не слышу больше, я как бы парализована… Я, кажется, становлюсь хрычом, похожим на моего старого хозяина… я перестаю узнавать… Я немею… Вот мои последние слезы… Я плачу… Я смеюсь… Я схожу с ума! Я сумасшедшая! Ах! Ах! Ах! Я сумасшедшая… безумная! Я… безумная… Я плачу…