Дневник лабуха длиною в жизнь (СИ)

- А шо? Маешь? - встрепенулся Васыль.

- Маю, маю, - ответил я, поглаживая футляр, и кивнул головой в сторону Развалки: - Пишлы!

Забрались на второй этаж. Я раскрыл футляр, в нем еще был маленький отдел для канифоли, где я и пристроил сигареты. Васыль властным жестом вытащил из футляра сигарету и тут же прикурил. Мы с Сашкой курили одну на двоих. Я курил и смотрел на Васыля. Видимо, ему не нравился мой взгляд.

- Шо? - проговорил он, выпуская дым через нос.

- Да ничего, - ответил я и повернулся к Сашке: - Пойдем полазим?

- Пошли.

Я взял под мышку скрипку, и мы полезли вверх. Васыль остался сидеть. На третьем этаже, в том месте, где когда-то была комната, лежала железная балка, по которой можно было пройти к бывшей лестничной клетке. Под балкой было пусто до первого этажа. Мы уже не раз ходили по ней. Прижав покрепче футляр, я медленно перешел на другую сторону. Сашка дошел до середины и стал вымахиваться: то постоит на одной ноге, то на другой - он уже год как ходил на гимнастику. И довымахивался - упал на груду кирпичей. Васыль подумал, что упал я, и снизу крикнул:

- На одного жида меньше будет!

Наверху показался я и, положив руку, прижимавшую скрипку, на вторую руку, крикнул ему:

- Вот тебе х...!

Васыль, глянув на меня, досадно сплюнул:

- А жаль!

Сашка стонал на кирпичах. Из головы текла кровь. Одна рука висела плетью. Вызвали "скорую". Сашку увезли в больницу. Все обошлось - Сашка отделался сломанными рукой и ключицей. Однако это не помешало ему в дальнейшем стать кандидатом в мастера спорта.

"Жид пархатый" впервые услышал в свой адрес от какого-то мальчишки в лет семь. Спросил у мамы. Она сказала, чтобы я не обращал на дураков внимания. Слушая разговоры взрослых понял: я еврей, и так оскорбляют только моих соплеменников! С тех пор, услышав это слово, я всегда приходил в ярость. Тогда еще я не знал и не понимал, что такое антисемитизм. Не понимал, чем же я не такой, как все? Мое отражение в зеркале, говорило мне, что я такой же, как и все, и вполне даже симпатичный.

Моя война

Был поздний вечер теплого летнего дня. Мама читала при настольной лампе. Я ковырялся в носу. Лёня, с фонариком под одеялом, тоже читал. Папа был на работе. Вдруг что-то влетело в окно и шмякнулось на пол. Нас подкинуло от неожиданности. Я быстренько включил свет и... На полу лежала дохлая, вся в червях, кошка. Маму стошнило, я зажал нос рукой, к горлу подступила тошнота. Мы выскочили на кухню. Мама выпила воды, села на стул и, задыхаясь, пролепетала:

- Эдик! Что происходит?

- Мама! Да ты что? Откуда я могу это знать? - вполне искренне ответил я.

Но где-то далеко в моей бедной головушке мелькнула догадка, что косвенно я могу все же быть причастным к этому. Осторожно ступая, мы вернулись в комнату. Черви расползались по полу. Не буду рассказывать подробности... нам пришлось все это убрать. На следующий день я начал расследование.

Моими самыми близкими друзьями были Дзюнька и Вовка Борчанов. С Дзюнькой мы ходили в детский сад. Вместе играли, вместе росли. Отец его сгинул в лагерях - он воевал за Бандеру. Дзюнька был крепко сбитым парнишкой, с большой копной светлых, курчавых волос и всегда в хорошем настроении. Мы были не разлей вода. С Вовкой жили в одном подъезде, и учились в одном классе. Часто у себя дома угощал меня черным хлебом, натертым чесноком, с кусочком сала. Вкуснятина! Высокий, сухопарый блондин Вовка был прирожденным уличным бойцом и капитаном нашей дворовой футбольной команды. Учился он неплохо. Его боялись все. Отец его, одноногий алкоголик на костылях, носил один и тот же пиджак с приколотым орденом Красной Звезды и часто поколачивал жену до тех пор, пока Вовка не подрос.

На соседней улице жили два брата: Орка, мой одногодок, и Мирон, на два-три года его старше. У них обоих были какие-то злые, вороватые глаза. Отец их погиб, сражаясь за Степана Бандеру. Они не были моими близкими друзьями. Изредка мы вместе играли в футбол. За несколько дней до истории с кошкой я боролся на улице с Оркой. Мы не дрались, просто боролись. Вышло так, что оба упали, причем я упал на Орку. У него подвернулась и сломалась рука. Орке наложили гипс. Все видели, что я это сделал не намеренно, просто случайность. У Орки и Мирона было свое мнение о случившемся, и они твердо решили мне отомстить.

Через пару дней после того, как нам в окно зашвырнули кошку, Вовка, Дзюнька и я (о кошке они уже знали, о моих подозрениях тоже) курили в браме (подъезде) на Бассейне и увидели братьев. Один с рукой в гипсе, второй с руками в карманах направлялись к нам. Мы вышли из подъезда. Братья подошли, и только я собрался спросить не знают ли они что-нибудь про кошку, как Мирон с наглой улыбочкой бросил:

- Ну как тебе кошечка?

Я ринулся на него, но между нами бросился Дзюнька:

- На улице не надо. Пошли в браму!