Дневник леди Евы (СИ)

— Это же так далеко! Ты так нагружал свою ногу?! Это крайне неразумно! Жаль, что я не заметила! Я бы убила тебя собственными руками! — она не заметила сама, что нависла над ним, ухватив за ткань кот на груди.

Роджер откинулся назад, на подушки, смеясь, будто задыхаясь. Он обхватил ее за плечи, ловкое движение — и он перекатил ее так, что теперь его лицо нависало над ней. Она растерялась. Теперь совсем непонятно было, что надо говорить. Теплая, тяжелая волна поднялась откуда-то изнутри, затрудняя дыхание, теперь в мире существовали только мерцающие над ней глаза и приближающиеся губы. И она почувствовала, что у нее нет никакого желания сопротивляться, и вообще что-то делать. Он остановился на несколько мгновений, обжигая ей лицо дыханием, а потом… Потом были только горячие губы на ее губах, поцелуй становился все более страстным, всё вокруг куда-то поплыло, и как-то отстраненно она ощутила его ладонь на своем бедре, но что-то мешало, что-то, настойчиво выдергивающее ее из сладких, обволакивающих волн…

— Миледи, миледи, Вы здесь? — детский голосок и настойчивый стук в дверь, — Миледи, пожалуйста, я Вас уже везде искал! Миледи, моему отцу хуже!

Роджер издал короткий рык.

— Кой черт… — начал было он.

— Это сынишка Китни, наверное, ему хуже, надо идти.

— Ты никуда… — она посмотрела на него в упор. В ее глазах больше не было опьянения страстью. «Если он меня попытается удержать», — подумала она, — «У нас никогда больше ничего не будет».

— Роджер, это Китни! — она все-таки сделала последнюю попытку.

Он очень медленно, как будто против воли, разжал руки, слегка не то застонав, не то зарычав.

— Иди, — коротко сказал он и отвернулся.

Она встала, наскоро поправила платье и волосы, схватила сумку. Роджер лежал, отвернувшись. Еве захотелось сказать ему что-то ободряющее, но подходящих слов не было. Постояв, она почти выбежала в коридор. Джонни, похожий на перепуганного мышонка, ждал ее там, переминаясь с ноги на ногу. Ева быстро шла за ним. Теперь у нее было смешанное чувство — стыд, застенчивое раскаяние, даже злость на себя. А сладкая тяжесть никак не желала уходить из тела.

Китни и в самом деле стало хуже — поднялась температура, рана воспалилась и болела, но, кажется, нагноения пока не было. Леди Ева порекомендовала чаще менять повязку, побольше питья из ивовой коры и оставила заживляющую мазь собственного изготовления. Потом она пошла к другим раненым. Большинство из них уже шло на поправку. Она навестила тяжелых. Оба были живы, но у обоих был сильный жар.

Возле мальчика неотлучно сидела мать и обтирала ему лицо влажной губкой. Он бредил. Второй, его звали Нэд, был в сознании, но горячий, как печь. Умница Мэри строго приказала следить за тем, чтобы ему не давали ни есть, ни пить. Мать мальчика заодно ухаживала и за Нэдом, смачивала ему губы водой. Леди Ева делала перевязки, чистила загноившиеся раны.

После обеда прибежала Мэри, и как всегда засыпала вопросами, желая знать, где это леди пропадала почти сутки. Ева просто сказала правду. Эта весть поразила Мэри, как удар молнии, оставив её стоять оглушенной, с открытым ртом. Этот и следующий день прошли в заботах о раненых. Китни тоже стало лучше. Леди Ева несколько раз спрашивала о судьбе сэра Адальберта и де Севра, даже хотела навестить их в тюрьме, но ей неизменно отвечали, что они не пострадали, а их судьбу сэр Роджер будет решать на днях.

В это же время молодая женщина узнала о ещё одной неожиданной жертве. Среди тех, кто поплатился жизнью за нападение на замок, оказалась и Ведерная Салли. С того самого времени, когда ее уличили во лжи, она так и сидела взаперти в кладовке на нижнем этаже донжона. Кто-то сердобольный, желая скрасить ее заточение, принес ей внушительное количество выпивки. Всё же многие помнили ее ещё ребенком, или хорошенькой веселой девушкой и втайне жалели. Однако, это милосердие не пошло горничной впрок. Она напилась до потери сознания, и через несколько часов проснулась, умирая от жестокого похмелья. Битва за замок только началась, и конечно, всем было не до страданий Салли. Когда о ней вспомнили больше чем через сутки, горничная была уже мертва. Похмелье убило ее.

После того утра Ева не видела сэра Роджера, он уезжал каждый день рано, в сопровождении нескольких вассалов и егерей. Ездить верхом он ещё не мог, и для него запрягали легкую повозку. Готовилась большая охота, егеря выслеживали зверя.