Дневник леди Евы (СИ)

— Милорд, — это вмешался маэстро Винсенте, — Все знают, что нет человека более преданного жителям замка, чем леди Ева! Она не раз доказывала это! Если у нее были причины, по которым она допустила такой разговор, то мы должны выслушать их! Вам следовало бы…

— Я сам знаю, что мне следовало бы, — голос Роджера звучал глухо и страшно, — Ее причины мне известны. В заключение скажу, что егеря доносят о появлении какого-то большого отряда у южной границы моих владений. Значит, нападение на замок действительно готовится. Ни у кого нет права предавать тех, кто доверяет. Для обвинения было сказано достаточно. Я мог бы отдать Вас, миледи, королевскому судье, и тогда Вас ждал бы смертный приговор. Я сохраняю этой женщине жизнь в награду за все, что она сделала для меня, для замка и для жителей его окрестностей, и даже дам ей возможность спасти свою душу. Она кончит свои дни в монастыре. Это окончательный приговор. Но поскольку я не намерен больше видеть ее, я провожу леди Еву в ее комнату вместе со стражей.

С этими словами сэр Роджер встал. На трость он теперь почти не опирался.

— Возвращайтесь к своим делам. Джейсон, тебя это тоже касается.

Никто не посмел возразить. Печальная процессия двинулась по лестнице вверх, будто похоронная. И чем выше они поднимались, тем жарче закипал гнев в груди Евы. Все, что происходило, было крайне несправедливо. И Китни куда-то пропал так не вовремя! На счету каждый час! Когда процессия вошла в комнату, молодая женщина уже почти не владела собой. Сэр Роджер повернулся к ней.

— Как ты могла, Ева! Как ты могла!

Она уже почти ничего не видела — эмоции захлестывали, и чувства выплеснулись сами собой.

— Так значит, я преступница? — выкрикнула она, — А как насчет Вашего преступления?

— Все вон! — рыкнул сэр Роджер, а потом, когда солдаты вышли, снова повернулся к ней, опустив плечи.

— Я сделал это один-единственный раз в жизни, — хрипло сказал он, — никогда я больше не причинил никакого вреда ни одной женщине, будь она последней нищенкой. После того случая на поляне… Прошло столько лет… Ты думаешь, мне легко было постоянно видеть тебя? Ты — напоминание о том проклятом дне, о том, каким мерзавцем я был, а твое презрение — пытка. Неужели я еще недостаточно наказан?

— Уж не хочешь ли ты, чтобы я тебя пожалела? Один раз… — как эхо повторила Ева, — И за что же именно мне выпала такая «честь»?

— Проклятье! Я был пьян так, что не помнил сам себя!

— Но, тем не менее, прекрасно держался в седле, — съязвила Ева.

Роджер грохнул кулаком по столу так, что даже толстенная дубовая столешница вздрогнула, а стоявшая на нем лабораторная посуда тревожно звякнула.

— Видит Бог, после смерти жены я ничего так сильно не хотел, как упасть на полном скаку и разбиться ко всем чертям!! Я христианин! Мой отец погиб в войне за Гроб Господень! Как я мог лишить себя жизни сам! Он проклял бы меня там, на небесах! Я надеялся, что конь и вино всё сделают за меня. Но Бог рассудил иначе.

Твое лицо я вспомнил сразу на следующий день, как только проснулся. Вспомнил твое отвращение. Это видение потом преследовало меня долгие годы. Но тогда я хотел найти тебя и вымолить прощение, или хоть как-то искупить то, что сделал, но я не знал, ни кто ты, ни где тебя искать, ни даже жива ли ты. И тогда я забросил все — охоту, пиры, решил стать примерным мужем, и хотя бы другую женщину сделать счастливой. Но судьба не дала мне и этого. Моя жена была настолько добродетельна, что и близко меня к себе не подпускала. Шел год за годом, а наследника у меня так и не было. Никто не мог ее переубедить — ни священник, ни родня. Что я мог поделать? Я не мог ее принуждать! Тот случай стал мне уроком на всю жизнь! И когда она попросилась в монастырь, я понял, что она не может быть счастлива, как обычная женщина, и отпустил ее, хоть и с тяжёлым сердцем. Видно, таков был Промысел Божий. И вдруг, о небо! Я встречаю тебя на турнире! И за руку ты держишь мальчика — точный мой портрет! Я поклялся, что сделаю все, чтобы искупить свою вину перед тобой. Даже если это будет против твоей воли!

Он повернулся и прямо глянул ей в лицо.

— Я не оправдываюсь. Мне не нужно жалости. Но я хочу, чтобы ты знала — я глубоко сожалею о своем поступке. Но о том, что случилось после — ни капли.