Дневник лишнего человека

Геройское расположение, внезапно развившееся во мне, не исчезло до конца мазурки; но я более уже не острил и не "критиканствовал", а только изредка мрачно и строго взглядывал на свою даму, которая, видимо, начинала бояться меня и уже совершенно заикалась и беспрерывно моргала, когда я ее отвел под природное укрепление ее матери, очень толстой женщины с рыжим током на голове... Вручив запуганную девицу по принадлежности, я отошел к окну, скрестил руки и начал ждать, что-то будет. Я ждал довольно долго. Князь все время был окружен хозяином, именно окружен, как Англия окружена морем, не говоря уже о прочих членах семейства уездного предводителя и остальных гостях; да и притом он не мог, не возбудив всеобщего изумления, подойти к такому незначительному человеку, как я, заговорить с ним. Эта моя незначительность, помнится, даже радовала меня тогда. "Шалишь!-думал я, глядя, как он вежливо обращался то к одному, то к другому почетному лицу, добивавшемуся чести быть им замеченным хотя на "миг", как говорят поэты,-шалишь, голубчик... подойдешь ко мне ужо-ведь я тебя оскорбил". Наконец князь, как-то ловко отделавшись от толпы своих обожателей, прошел мимо

меня, взглянул - не то на окно, не то на мои волосы, отвернулся было и вдруг остановился, словно что-то вспомнил.

- Ах да!-сказал он, обращаясь ко мне с улыбкой,- кстати, у меня есть до вас дельце.

Два помещика, из самых неотвязчивых, упорно следившие за князем, вероятно, подумали, что "дельце" служебное, и почтительно отступили назад. Князь взял меня под руку и отвел в сторону. Сердце у меня стучало в груди.

- Вы, кажется,- начал он, растянув слово вы и глядя мне в подбородок с презрительным выражением, которое. странным образом, как нельзя лучше шло к его свежему и красивому лицу,- вы мне сказали дерзость?

- Я сказал, что думал,- возразил я, возвысив голос.

- Тес... тише,- заметил он,- порядочные люди не кричат. Вам, может быть, угодно драться со мной?

- Это ваше дело,-отвечал я, выпрямившись.

- Я буду принужден вызвать вас,-заговорил он небрежно,-если вы не откажетесь от ваших выражений...

- Я ни от чего не намерен отказываться,- возразил я с гордостью.

- В самом деле? - заметил он не без насмешливой улыбки.- В таком случае,- продолжал он, помолчав,- я буду иметь честь прислать к вам завтра своего секунданта.

- Очень хорошо-с,- проговорил я голосом как можно более равнодушным.

Князь слегка поклонился.

- Я не могу запретить вам находить меня пустым человеком,-прибавил он, надменно прищурив глаза,-но князья Н * не могут быть выскочками. До свидания, господин... господин Штукатурин.

Он быстро обернулся ко мне спиной и снова подошел к хозяину, уже начинавшему волноваться.

Господин Штукатурин!.. Меня зовут Чулкатуриным... Я ничего не нашелся сказать ему в ответ на это последнее оскорбление и только с бешенством посмотрел ему вслед. "До завтра",- прошептал я, стиснув зубы, и тотчас отыскал одного мне знакомого офицера, уланского ротмистра Коло-бердяева, отчаянного гуляку и славного малого, рассказал ему в немногих словах мою ссору с князем и попросил его быть моим секундантом. Он, разумеется, немедленно согласился, и я отправился домой.

Я не мог заснуть всю ночь - от волнения, не от трусости. Я не трус. Я даже весьма мало думал о предстоящей мне возможности лишиться жизни, этого, как уверяют немцы, высшего блага на земле. Я думал об одной Лизе, о моих погибших надеждах, о том, что мне следовало сделать. "Должен ли я постараться убить князя? - спрашивал я самого себя и, разумеется, хотел убить его, не из мести, а из жела"

ния добра Лизе.-Но она не перенесет этого удара,-продолжал я.- Нет, уж пусть лучше он меня убьет!" Признаюсь, мне тоже приятно было думать, что я, темный уездный человек, принудил такую важную особу драться со мной.

Утро застало меня в этих размышленьях; а вслед за утром появился Колобердяев.

- Ну,-спросил он меня, со стуком входя в мою спальню,-где же княжеский секундант?

- Да, помилуйте,-отвечал я с досадой,-теперь всего семь часов утра; князь еще, чай, спит теперь.

-В таком случае,-возразил неугомонный ротмистр,- прикажите мне дать чаю. У меня со вчерашнего вечера голова болит... Я и не раздевался. Впрочем,- прибавил он, зевнув,- я вообще редко раздеваюсь.

Ему дали чаю. Он выпил шесть стаканов с ромом, выкурил четыре трубки, рассказал мне, что он накануне за бесценок купил лошадь, от которой кучера отказались, и что намерен ее выездить, подвязав ей переднюю ногу,-и заснул, не раздеваясь, на диване, с трубкой во рту. Я встал и привел в порядок свои бумаги. Одну пригласительную записку Лизы, единственную записку, полученную мною от нее, я положил было себе на грудь, но подумал и бросил ее в ящик. Колобердяев слабо похрапывал, свесив голову с кожаной подушки... Я, помнится, долго рассматривал его взъерошенное, удалое, беззаботное и доброе лицо. В десять часов мой слуга доложил о приезде Бизьменкова. Князь его выбрал в секунданты!