Дома я легла на диван, закинула ноги на его спинку и уснула. Проснулась только глубокой ночью. И уснуть уже никак не получалось. Я залезла в интернет и забила в поисковик имя Константина Граданского. И, о Господи, сколько всего я нашла! Он был крупным бизнесменом, вращавшимся в соответствующих кругах. И мне стало страшно, что же со мной будет после того, как я заменю Эльвиру. Я вбила в поисковик имя Алекса Елисеева и нашла не меньше статей. Разница была одна: про Константина писали как про состоявшегося предпринимателя, про Алекса — как про ловеласа-красавчика. А еще я нашла фотографию его отца — Сергея. Как они были непохожи! Одни только глаза, которые, казалось, за мной наблюдают, в какую точку комнаты я не отходила! Более пугающего человека, чем Сергей Елисеев не видела никогда. Я порывисто вышла на страничку с Алексом и на автомате принялась читать о нем. Хм, ну, судя по всему, он немало работал, однако я с этой частью его жизни не познакомилась. Так хотелось думать, что это из-за меня. Эта мысль согрела, но была, конечно, бредом. Разозлившись на себя, я даже не потрудилась должным образом выключить компьютер, и легла спать снова.
А утром отправилась на заключительную школьную линейку. Дневники выдали, всех, как и подобает, отчитали. И, естественно, Света предложила отметить сие мероприятие. Но когда я пришла в кафе, как договаривались, подруги уже были там, и Маришка уже рассказала. Осталось только развернуться и почти домой, до боли выпрямляя спину и высокомерно откидывая голову.
В тот день прежняя Карина Орлова умерла. И на сцену вышла новая, другая, чуждая и мне самой. Карина, которую Коршун полюбил, как родную дочь, и Карина, которую до конца жизни не забудет Алекс. О, он всегда будет меня вспоминать последними словами. А началось все банально: со вранья родной мамочке:
— Алло, мам? У меня все отлично. Я закончила хорошо, пятерок и четверок напополам, — говорила я радостным голосом, хотя в это время из зеркала напротив на меня смотрели совершенно невеселые глаза. От света из кухонного окна глаза эти вспыхивали фиолетовыми огоньками. Ярко-фиолетовые. — Что, мам? — спохватилась я.
— Говорю, у тебя деньги остались еще?
— Конечно, — удивилась я. — Глупый вопрос.
— Я так соскучилась! Видели тебя по телевизору… Зачем ты покрасила волосы? — Вот черт!
— Не устояла, Лена уговорила, — тон получился раскаивающимся, но глаза не изменились.
— Ах, эта ужасная кокетка! — беззлобно усмехнулась мама. — Ты совсем ничего не ешь, да? Опять похудела. Так я и знала, что ты не будешь готовить!
Я опасливо взглянула на свою плиту, словно два дня уже как покрывшиеся плесенью макароны могли меня разоблачить.
— Мамочка, я хорошо ем, просто тренировки отнимают все силы. Сколько бы я не ела — не поможет.
И она мне поверила, откровенной лжи, родная мама! Человек, который знает меня лучше, чем кто-либо… Я тяжело вздохнула, прикрыв ладошкой микрофон.
— Ну ладно, скоро мы уже приедем.
— Ой, мне звонят, мама! Я побегу.
— Ну беги к подругам, — я поджала губы. Знала бы она кто именно мне звонит.
— Конечно, целую, мамочка. Люблю-люблю, — так я всегда говорила ей с экрана и посылала поцелуи. Она усмехнулась и нажала отбой, а я поторопилась принять другой вызов: — Привет, Алекс, — и прозвучало это так, словно я только что несколько километров пробежала. Пришлось ругать саму себя последними словами, потому что его звонки меня радовали все больше. Кому я вру? Все гораздо хуже: я начинала злиться, когда от него не было вестей.
Выступление во дворце культуры организовала тренер. Она обещала губернатору показать свою «олимпийскую надежду».
— Евгения Ивановна, вы уверены, что это было нужно? — спросила я от нечего делать, пока она завивала в любезно предоставленной нам гримерке мои волосы. Я не впервые заметила, что ей в принципе нравится со мной возиться.
— Знаешь, я всегда хотела, чтобы у меня была дочка, хорошенькая, с милыми детскими кудряшками, — улыбнулась она, рассматривая меня в зеркале. — Я мечтала, что буду ее одевать, причесывать, красить, как куколку. Вот смотрю на тебя — ты просто ребенок о каком я мечтала. Лет двенадцать тебе было, когда я тебя взяла? Ничуть не изменилась, — она вздохнула. — Как так получилось, что бог не дал мне детей? — по ее щеке одиноко скатилась слеза, которую тренер тотчас смахнула. — Если бы я знала, чем закончатся мои победы на чемпионатах, я бы послала к черту все эти медали, — она сняла с плойки еще один безупречный локон. — Спорт — не всегда хорошо. Сегодня ты выступаешь как живое произведение искусства. Запомни. Если решишь покинуть большой спорт — ни слова против не скажу.
— Но у вас есть муж. — Господи, ну зачем я это сказала?
— Есть-есть, — произнесла она бодро. И как-то очень цинично добавила: — куда ж ему деться?
Она отключила плойку и начала собирать мои волосы на затылке в причудливую прическу. Я уж было подумала, что странный разговор закончен, но не тут-то было!