Галя Анни поделилась любопытными воспоминаниями об «Ассе», и я вспомнил, что где-то у меня есть в архиве нечто на эту тему.
Как ни странно, нашел.
Это снимок, сделанный Валерием Плотниковым в его мастерской после питерской премьеры «Ассы» в Доме кино.
Год, наверное, 1988-й. Точно не помню.
Вот кого знаю:
В верхнем ряду третий слева Тимур Новиков (мир праху), потом Африка. Между ними голова Дуни Смирновой.
Лысый актер – не помню фамилию. Правее Дуни – Галя Самсонова-Роговицкая (мир праху), жена Дюши Романова, далее Гаухман-Свердлов, оператор (если не ошибаюсь)
В центре сидит Сергей Соловьев.
Ниже узнаю только Дюшу (мир праху) и себя в правом нижнем углу.
На кого возложил руки Соловьев – не помню. Может быть, на своего сына?
Странно, что нет БГ. Он был на премьере и шел в мастерскую к Плотникову, точно помню. Но по дороге испарился.
Цоя на премьере не было.
Update. Величайшее sorry! Лена, которая тоже там была, уверяет, что этот снимок сделан после премьеры «Черной розы…». Тогда это не 1988 год и понятно, почему нет Цоя.
Позиционируем себя дальше
9 декабря
Тут один молодой человек уверял меня, что я позиционирую себя как «старый русский интеллигент». При этом ругаюсь матом.
Он меня укорял типа.
Мне стало стыдно, я больше не буду ругаться матом, а позиционировать себя, наоборот, буду. Вот сейчас я буду позиционировать себя как старый русский пациент.
Вы слышали такое слово: «спермограмма»? А я его видел и испытал.
Чисто делюсь опытом для молодежи, которую эти болезни настигнут лет через 30. Имею в виду мужчин.
Заведение это платное и навороченное. Называется «Центр простатологии». Не сочтите за рекламу. Оставил там сегодня 200 баксов, то есть почти столько же, сколько оставил бы в более сомнительном, но веселом заведении при той же практически процедуре.
Там работают такие медсестры – знаете, в порнофильмах очень любят показывать таких медсестер: белоснежный халатик, едва прикрывающий крутую попу, разрез спереди, из которого смотрят… э-эх! Смотрят, в общем. Длинные ноги, черные чулки, шпильки: цок-цок.
И вот ты приходишь к такой медсестре с направлением на спермограмму. Она, не выдав себя ни малейшей гримаской, достает маленькую полиэтиленовую рюмочку, на которой пишет специальным фломастером твою фамилию.
И дальше провожает тебя – цок-цок! – в специальный кабинетик площадью 2 квадратных метра, в котором тем не менее есть сортир. В кабинетике стоит телевизор, на столике лежат журналы.
– Здесь порнофильмы, – указывает она на телевизор. – Там картинки. Действуйте.
Отдает мне ключик и уходит.
Я запираюсь, конечно, и минуты три стою, как идиот, перед телевизором, не зная, с чего начать: сначала включить телевизор или сначала спустить штаны? Потом справляюсь с этой минутной растерянностью и начинаю «действовать», как она выразилась. Охотнее всего я действовал бы с нею вдвоем, но не положено. Или стоит дороже.
Как ни странно, все получилось, хотя удовольствие сомнительное. На экране, между прочим, происходило нечто, чего я не только никогда не видел, но и не слышал, что так бывает. Это даже отвлекало слегка, честное слово.
Но, в общем, справился. Прихожу, вручаю ключик.
– Уже? – спрашивает несколько удивленно.
– Долго ли умеючи, – говорю.
Она думала, я там до утра сидеть буду.
Но у меня дела. Некогда мне ерундой заниматься.
Философическое
26 декабря
Сегодня утром мой френд Караулов объявил о скором закрытии дневника и, как водится, получил соответствующую порцию ахов, вздохов и призывов типа «Опамятайся, пане!»
Я написал ему, что всем трудно, надо держаться.
Он ответил, а зачем?
Правда, сейчас я этой записи и комментов не вижу.
Вечером я задумался: а зачем? Получилось весьма спорно, заранее прошу прощения, если понесу ахинею.
Мне кажется, что на определенном этапе твой журнал настолько врастает в общую сеть, связывается тысячами нитей с другими журналами и ЖЖ в целом, что уже как бы перестает тебе принадлежать.
Ты становишься рабом собственного журнала, этого чудовища, которое требует от тебя новых записей, мыслей, историй, шуток.
Вероятно, есть юзеры, которым все равно. Не знаю.
То есть возникает нечто вроде обязанности или – чуть выше – чувства долга. Чувство долга – высокое чувство, поэтому я и сказал Караулову «надо». Потому что выпадение одной цепочки нарушает прочность цепи, точнее, разрыв ячейки вредит сети.
Мы проникли глубоко друг в друга, уже полюбили и разлюбили, уже привыкли, стали равнодушны, уже скользим по строчкам и ругаем себя за малодушие и невозможность произвести решительную чистку френдов, но, если честно, эти привычные утренние вздохи Караулова о том, что его не любят девушки, и эти ночные радостные открытия Соамо, и его рисунки, и истории Бози и Сивилки, и мрачно-смешная хуйня Горчева, и бесконечное извержение шуток Гоши, и точное, достоверное знание, что Нюшка уже выпила свою чашечку кофе, – все это наш мир, и мы тоже являемся частицей этого мира.