Да, вот она. Вот оно, то место, которое столетиями служило паломникам, проходившим Путь Сантьяго. Я понял это, и вцепился в нее изо всех сил. Другая рука разжалась: ее отбросило назад бешеным напором воды, но я во весь размах плеча описал дугу — и рука попала туда, куда должна была попасть. А вслед за тем все мое тело рывком проделало путь, проторенный руками, и за ними следом выбросилось на вершину.
Последний шаг, великий шаг был сделан. Тело рассекло воду, и уже в следующее мгновенье бешеный водопад стал плавным, почти недвижным потоком. В изнеможении я раскинулся на берегу. Солнце било и грело меня, и я вспомнил, что победил и что жизни во мне ничуть не меньше, чем было там, внизу, в озерце. Шум воды не заглушил шаги Петруса.
Я хотел было приподняться, поделиться с ним переполнявшей меня радостью, но измученное тело не слушалось.
— Лежи-лежи, отдыхай, — сказал он. — Постарайся дышать глубже.
Я послушался и тотчас погрузился в глубокий сон без сновидений. А когда проснулся, солнце светило совсем с другой точки, а Петрус был уже полностью одет и, протягивая мне мои штаны и майку, говорил, что нам пора идти.
— Я очень устал.
— Не беспокойся. Я научу тебя вбирать энергию из всего, что окружает нас.
И он научил меня
Я делал это упражнение в течение пяти минут, и мне в самом деле стало легче. Я поднялся, оделся, взял свой заплечный мешок.
— Поди сюда, — сказал Петрус.
Подойдя к краю обрыва, я увидел под ногами рычащий водопад и спросил:
— Правда ведь, если глядеть отсюда, кажется, что одолеть его ничего не стоит? Не то что при взгляде снизу, а?
— Совершенно верно. И если бы я показал тебе его отсюда, то предал бы тебя. Ты не смог бы оценить свои возможности.
Я все еще чувствовал слабость и повторил упражнение. И вот мало-помалу Вселенная пришла в согласие со мной и проникла мне в душу. Я спросил Петруса, почему не обучил он меня этой премудрости раньше — ведь на Пути Сантьяго не раз уже нападали на меня и усталость, и душевная вялость.
— Потому что ты их не показывал, — со смехом ответил мне проводник и осведомился, остались ли еще у меня вкуснейшие бисквиты, купленные в Асторге.
Безумие
Три дня подряд мы совершали то, что вполне заслуживало названия «марш-бросок»: Петрус поднимал меня до рассвета, а останавливались мы лишь в девять вечера. Привалы были короткими — только чтобы подкрепиться немного, тем более что «сиесту» во второй половине дня мой проводник отменил уже давно. Мне порой чудилось — он выполняет какую-то таинственную программу, о которой мне знать не положено.
Кроме того, он вообще разительно переменился. Сначала я относил это на счет тех сомнений, что зародились во мне во время истории с водопадом, но потом понял — нет, не в этом дело. Он стал до крайности раздражителен и несколько раз в день поглядывал на часы. Я напомнил ему его же собственные слова: каждый сам определяет для себя понятие «время».
— Ты умнеешь день ото дня, — отвечал он. — Поглядим, сумеешь ли, когда понадобится, применить свой ум к делу.
Но однажды к вечеру меня до такой степени вымотал ритм нашего движения, что я просто-напросто не смог подняться. Тогда Петрус велел мне снять рубашку и прижать позвоночник к стволу дерева. Я постоял несколько минут и сразу же почувствовал себя лучше и бодрей. Петрус объяснил, что растения, а особенно старые деревья, наделены способностью передавать гармонию, если прижаться к стволу нервным центром, и несколько часов подряд рассказывал о физических, энергетических и духовных свойствах флоры.
Все это я уже где-то читал в свое время, а потому ничего не записывал. Однако речь Петруса не пропала втуне — благодаря ей я избавился от ощущения, что он за что-то злится на меня. К его молчаливости я стал относиться с большим пониманием, а он старался быть приветливым и доброжелательным, насколько это позволяло ему скверное настроение, в котором пребывал он теперь постоянно.