Дневник Маргариты (СИ)

И так до бесконечности, они не могут грамотно сформулировать что хотят от меня услышать, а я из себя дурочку строю и в отказ иду, мол ничего не знаю и даже не догадываюсь. Где-то в середине ночи, народ сдался и стал расползаться по койкам. Я вздохнула с облегчением, всё время боялась, что бить будут, и закрыв глаза, погрузилась в нехорошие размышления. Из всего допроса выходило следующее — с этим пнём я подставила себя по полной программе и в конечном итоге даже такие тугодумы как мои домашние поняли, что я не та, за кого себя выдаю. Мне прощали то, что я внезапно разучилась выполнять работу, которую по сути делала практически с рождения, внезапно начала страдать провалами памяти и как выяснилась разучилась нормально разговаривать с людьми и правильно себя вести. Последнее утверждение поставило меня в тупик, и я потребовала объяснений на что мне заявили:

— Вот, видишь, как ты себя ведешь!!!

При этом мужчины строили мне страшные рожи, а женщины в ужасе лицо руками закрывали. Что они хотели мне этим показать я не поняла, но рассердилась.

Но это всё ладно. Но их до икоты пугала загадка — когда это я научилась тому, что женщина в их понимании в принципе уметь не должна: выкорчёвывать пни, например, или чинить загон для кур и прочее разное по мелочам. Вот что их шокировало. Они оказывается смирились с моим слабоумием, которым я, по их мнению, стала страдать после всего пережитого. Это никого не радовало, но и не пугало, стали даже копить деньги на городского целителя, да бы он мне мозги на место поставил. Но вот эти мои умения были выше их понимания как оказалось. Наивные, я даже стиральную машинку как-то подключила к воде. После этого меня уже ничем не удивишь в этом плане.

Уяснив проблему, я распсиховалась и разоралась мол — я не знаю, что со мной сейчас будет, если мне не объяснят, что с этим злосчастным пнём не так. Ведь я его в итоге выкорчевала.

В конце концов у меня нервы тоже не железные, да и весь этот деревенский колорит мне уже поперек горла встал.

Глядя на моё багровое лицо и сжатые в кулаки руки народ проникся и как мне показалось напугался ещё больше, правда не знаю, чего именно. Но родичи снизошли до объяснений. Пень выкорчёвывать меня никто не заставлял, я его должна была только подготовить. Ну, там корни подкопать и обвязать веревкой, а уж потом подошли бы мужики и его значить сковырнули. Нет ну нормально, а? Меня здесь заставляли целую кучу дров колоть, таскать тяжести чуть ли не больше моего теперешнего веса, и пахать часами так, что если бы на моём месте была лошадь, то она бы сдохла и всё это считалось абсолютно нормальной бабской работой. Как я могла догадаться о том, что пень не нужно было трогать? Ну как?

На следующее утро настроение у меня было злое и упрямое, я решила встать в позу невинно униженного и оскорблённого и откровенно всех игнорировала и ничего по хозяйству не делала, а ушла гулять. Знаю — это глупо, по-детски, но по моим подсчётам я в этом мире уже девяносто два дня и только то и делала что пыталась всё сделать правильно и так как этого от меня ждут и что в итоге? Мягко говоря, ничего и с боку бантик. Достал этот деревенский колорит так что только плакать и остаётся. Шатаясь вдоль местной речки, я пыталась решить для себя глобальный вопрос — оставаться здесь и дальше или уйти? А если уйду, то не окажусь ли я в итоге бомжом — чего мне очень не хотелось. В местных реалиях как я уже знала существуют и рабство вполне законное и публичные дома и разбойники на дорогах и прочее всякое разное и неприятное. К такого рода трудностям я не чувствовала себя готовой.

Я не трус, но я нормальный современный человек, бухгалтер со стандартными знаниями о нашем мире и стандартным набором навыков, а не «Рембо в платье». И уж точно не приключенец-попаданец всю жизнь, тренировавшийся на курсах по выживанию в различных экстремальных условиях как раз на такой вот случай и с усердием конспектирующий в свободное время различную литературу с подробным описанием научных изобретений и технических новинок с целью произвести производственную революцию в отдельно взятом отсталом мире. Лезть в бутылку мне совсем не хотелось.