Дневник Марины Мнишек

Дня 5. Шестой ночлег царицы в Вяземах. В тот день пан воевода приветствовал в Москве царя таким образом: со двора его, в котором тогда пан расположился, провожала его с обеих сторон прямо до самой крепости бесчисленная толпа стрельцов, почти наседавших один на другого. Стрельцы поднялись почти до больших дворцовых сеней, в которых стояло много выстроившихся в ряд бояр в дорогих одеждах. Из сеней вошли мы в палаты, где сам царь сидел на троне в одеянии, украшенном жемчугом и драгоценными камнями, в высокой короне, со скипетром в правой руке. Этот трон был из чистого золота, высотой в три локтя,[140] под куполом, стоящим на четырех щитах, а на куполе был помещен очень дорогой орел. От щитов над колоннами висело две кисти из жемчуга и драгоценных камней, а между ними камень топаз, величиною больше грецкого ореха. Колонны же под кистями такие: два льва серебряных, величиною с волков, лежа, держали большие золотые подсвечники, на которых стояли грифы и доставали до этих кистей. На трон вели три ступени, покрытые парчой.

По бокам царя стояло по два дворянина с бердышами,[141] железными на золотых рукоятках. Верхняя одежда и штаны на них были из белого бархата, подшиты и окаймлены горностаями. Сапоги тоже белые, сами они были опоясаны цепями. По левую руку стоял Дмитрий Шуйский[142] с обнаженным мечом, в парчовой одежде, подшитой соболями. За ним, позади царя, один слуга в дорогой одежде, с платком в руках. По правой стороне сидел московский патриарх,[143] перед которым держали крест на золотом блюде. После него епископы и весь Духовный совет,[144] а за ними сидели сенаторы[145] и другие дворяне. По левую руку — также сенаторы и дворяне.

Там пан воевода, поцеловав руку царскую, обратился к царю с речью, которая так его растрогала, что он плакал, как бобр, часто утирая себе очи платком. От имени царя отвечал посол Афанасий. Потом пан воевода сел за несколько шагов перед царем, на другой же лавке сели его приближенные паны, между этими лавками проходили мы по реестру целовать руку царскую. Когда это закончилось, царь, подозвав к своему трону пана воеводу, пригласил его на обед, а его приближенных приглашал Басманов.

Потом пан воевода вышел на крыльцо, и на выходе встретился с ним московский патриарх и духовенство. Патриарх сначала поздоровался с паном воеводой, а затем с его приближенными, также дал им поцеловать крест и благословил. За духовенством вышел царь, его провожали в церковь, держа под обе руки, а перед ним несли золотое яблоко с крестом.[146] Поодаль шел за ним воевода в ту же самую церковь и остановился в боковых церковных дверях, в галерее, внимательно рассматривая обряд. В то время принесли в другую церковь меньшую царскую корону. После богослужения царь сел в галерее и немного поговорил с паном воеводой. Потом пан воевода проводил его в покои, которые хотя и построены из дерева, но, вместе с тем, довольно изысканны и великолепны. На всех дверях засовы с петлями из червонного золота. Зеленые печи, и некоторые наполовину огорожены серебряными решетками.

Побыв там с час, пошли в столовую палату, перед которой стояло в сенях очень много золотой и серебряной посуды. Между нею было также семь серебряных бочек, наподобие сельдяных, стянутых золочеными обручами. Столовая посуда также вся из золота, а обычная — из серебра, как-то: рукомойники, ванночки, которых стояло очень много. Столовая изба была обита персидской голубой материей, карнизы же около двери и около окон парчовые. Трон царский покрыт материей, вытканной золотыми полосами, стол перед ним серебряный, прикрытый скатертью, вышитой золотом. За ним сидел только сам царь. Другой стол — по левую руку, а за тем сидели пан воевода и его приближенные, третий же стол стоял возле второго, напротив царя. Там нас, слуг, посадили вперемежку с “москвой”, которая нас потчевала. Тарелок нам не дали, только четыре — для панов, и то еще царь сказал, что делает это не по обычаю. По правую руку от царя сидели сенаторы, которых там зовут думными панами. Воды не давали, но стояла там одна большая труба, серебряная с позолотою, в высоту с мужика, а около нее медные тазы, поставленные вокруг один над другим, в которые сверху брызгала кипящая вода.[147] Однако рук никто не мыл. В избе стоял буфет, наполненный посудой — больше золотой, нежели серебряной, и установлено ею было все под самый верх. В этом причудливом буфете — львы, драконы, единороги, олени, грифы, ящерицы, кони и другие бокалы, дивные и большие.