Дневник матери

– Мамочка, милая, дорогая, не надо говорить папе! – заплакала Лида. – Я сама не знаю, как это получилось.

Я совсем не хотела их брать. Мамочка, прошу тебя, не говори папе!

Крупные слёзы катились по её лицу.

– Хорошо. Пока я ничего не скажу папе. Мне больно огорчать его. Но в школе я должна рассказать о тебе. Ты пионерка, и пусть на сборе отряда разберут твой проступок.

Лида в отчаянии зарыдала.

– Мамочка, я не смогу тогда пойти в школу! Вот увидишь, не смогу, не смогу! – твердила она в каком-то исступлении.

Я поняла, что дело может зайти дальше, чем я того хотела бы, и сказала:

– Хорошо. И в школу на этот раз я не пойду. Я верю, что деньги ты взяла, не подумав, что искренне жалеешь об этом, и я надеюсь, что больше этой ошибки ты не повторишь…

– Мамочка! Честное-пречестное слово, я никогда больше не сделаю так. Ты веришь мне?

Лида сдержала слово. Больше того, в ней появилась болезненная щепетильность в отношении денег.

Но однажды у меня снова пропали деньги. Были они оставлены в шкафу для покупки теста. В воскресенье я обычно баловала детей пирожками со всевозможной начинкой.

У меня не было оснований подозревать кого-либо из детей, тем более Лиду. Но сам факт пропажи денег был настолько тревожен, что его нельзя было обойти молчанием. Я прежде всего объявила детям, что никаких пирожков не будет.

– Как должно быть стыдно тому из вас, кто всю семью лишил вкусного завтрака…

– Мама! Неужели ты думаешь на меня?! – спросила Лида.

– Я ничего не думаю, – уклончиво ответила я. – Но мне больно, что в семье, где все должны относиться друг к другу с доверием, кто-то не достоин этого доверия…

– Мама! Ну почему ты не веришь мне?! – ясные, открытые глаза Лиды смотрели на меня. В них было отчаяние.

Через три дня деньги нашлись. Они оказались в кармане Валиной курточки. Я стала стирать её, и вдруг из кармана полезли какие-то клочья… Что такое? Ба! Да это та самая трёшница, которая таинственно исчезла, но на что она стала похожа?!

Точно гора с плеч свалилась. Все дни мучил вопрос: «Кто же взял?»

Когда я сказала ребятам, что деньги нашлись, Лида разрыдалась.

– Мама! Это было ужасно… Мне всё казалось, что ты меня подозреваешь…

Счастливые от того, что все так хорошо кончилось, мы принялись тормошить, целовать Валю – виновника злополучной истории. Уж его-то, трёхлетнего малыша, никак нельзя было заподозрить в умышленном присвоении денег. Он слышал, конечно, разговоры об исчезновении их, но не подозревал, что речь идёт о той самой картинке, которую взял из буфета и, положив в карман, тут же забыл о ней. Только увидев в руках у меня мокрую бумажку, собрался было зареветь из-за испорченной «картинки». Но Лида, сияя глазами, потащила его в детскую и щедро наделила конфетами, полученными в подарок на школьной ёлке.

Пословица говорит: «Не вводи вора в грех»… Но я не мыслю семьи, где бы действительно надо было все прятать от детей, закрывать на замок. Ведь есть и другая пословица: «От домашнего вора не убережёшься». Рано или поздно он улучит момент и украдёт…

Нет, я убеждена, что только в обстановке полного доверия можно воспитать честного человека. И жизнь даёт нам сотни примеров этому. Мне хочется рассказать о печальном опыте одной семьи, допустившей ошибку из самых лучших, казалось бы, побуждений.

Семья Ш. взяла на воспитание мальчика из дошкольного детского дома. Это был прелестный ребёнок лет двух. Родители были счастливы, но тень сомнения всё же омрачала их радость:

– Боюсь, – сказала женщина, вздохнув, – у ребёнка отягощённая наследственность: отец в тюрьме, мать скрылась в неизвестном направлении.

– Твоя затея, – отозвался муж. – Скучно, вишь, ей без детей…

– А то весело? – с наболевшей обидой в голосе воскликнула жена. – Много ли радости для себя-то жить? В могилу ляжешь и вспомнить некому. А тут человека вырастим, спасибо добрые люди скажут.

Добрые люди не сказали им спасибо. Воодушевлённые благими намерениями, родители допустили огромную ошибку. Они подошли к ребёнку с предвзятым мнением. Они ни на минуту не забывали, что он сын преступника, что у него «отягощённая наследственность», и, желая предупредить возможные проявления её, окружили мальчика атмосферой недоверия. Выносил ли мальчик из дому игрушку и дарил её товарищу, брал ли он у матери кухонный ножик, а затем оставлял его во дворе по забывчивости, считалось, что он «тащит из дому».

Перепуганные родители ввели систему строжайшего надзора. Мальчик не имел права выйти из дому без того, чтобы карманы его не были обысканы. Выворачивались не только карманы, но осматривались и ботинки. Результаты такой «бдительности» не замедлили сказаться. Мальчик действительно стал тащить из дому. К каким только уловкам не прибегал он, чтобы обмануть родителей. Он стал груб, лжив. Отвечал дерзостями на попрёки отцомпреступником. (Родители были так неумны, что не сочли нужным скрыть этот факт от мальчика. Наоборот, он служил для них отправным пунктом в их воспитательной системе.) Каждое своё назидание они неизменно начинали: «Ты что, как отец, по тюрьмам хочешь шататься?!»