Дневник матери

Я люблю смотреть, как идут дети. Каждая колонна школьников отличается от другой. В одной колонне в руках у детей красные флажки, которыми они взмахивают, проделывая упражнения, в другой – цветные обручи, в третьей – цветы; много цветов. Пришлось, наверное, немало сил потратить учителям, чтобы искусственные ветки яблонь и груш были совсем, как живые.

Дети идут, старательно равняя шаг. Я смотрю на них, на этих маленьких граждан, и такая волна любви, и нежности, и ещё чего-то необъяснимого охватывает меня. И уже совсем трудно удержать порыв чувств, когда слышишь, как они детскими, неокрепшими ещё голосами поют:

Кипучая,
Могучая,
Никем не победимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты самая любимая.

ПРОСТУПКИ ДЕТЕЙ

Следует ли десяти-двенадцатилетнему ребёнку давать деньги и можно ли предоставлять ему право свободно распоряжаться ими?

Этот вопрос часто возникал в нашей семье. Иван Николаевич и я придерживались одного мнения, что слишком раннее знакомство с деньгами действует на детей развращающе. Не зная цены деньгам, получая их без всякого трудового усилия, ребёнок с малых лет приучается к мотовству.

Иногда любящая мать, желая побаловать ребёнка, даёт ему в школу на завтрак сумму, значительно превышающую стоимость завтрака. Такой «счастливчик» на глазах у остальных, более скромно наделённых ребят, хозяином подходит к школьному буфету, покупает пирожное, дорогие конфеты и прочие сладости, и все это с хвастливым видом уничтожает на глазах товарищей. Его деморализующее влияние на остальных детей очевидно. Я знаю случай, когда дочка швырнула матери (уборщице той же школы) в лицо деньги:

– Не нужен мне ваш нищенский завтрак!

Невольно вспоминаются мне завтраки в нашей сельской школе, где я училась. На большой перемене мы рассаживались вдоль длинного, во весь коридор, стола, и кухарка (она же сторожиха, она же уборщица школы) наливала нам по чашке картофельной похлёбки, горячей, ароматной, приправленной луком и мукой, поджаренными в конопляном масле. Кажется, ничего вкуснее этой похлёбки не было на свете!

Конечно, в сельской школе, где всех учащихся-то была сотня – полторы, легче было организовать горячие завтраки. Но и в городской школе я бы ввела единый для всех детей завтрак. Пусть это будет булочка и стакан простокваши. Совершенно незачем превращать школьный буфет в «торговую точку».

По возможности я избегаю давать своим «малышам» – Оле и Вале – деньги. Не давала я их и старшим девочкам, когда те учились в младших классах. Я предпочитала давать им с собой хороший кусок чёрного хлеба, намазанный маслом или повидлом, иногда котлету, разрезанную пополам и проложенную между ломтями хлеба.

И вдруг девочки стали отказываться от такого завтрака! Я настаивала, они упорствовали, дело доходило до слёз. Наконец они признались. Оказывается, в классе смеялись над ними:

– У-у-у! Чёрный хлеб ест!

Я не сразу поверила этому, зная, что дети достаточно чутки. Как выяснилось из разговора с учительницей, дети и в самом деле не думали придавать обидный оттенок своим насмешкам, просто им странным казалось есть чёрный хлеб, когда можно было купить белый. Чёрный хлеб, как и в большинстве южных городов, не был в почёте, ему предпочитали «калач». Для нас же, северян, русские щи без чёрного хлеба были уже не щи. И дети привыкли к нему и, если бы не насмешки товарищей по школе, им бы и в голову не пришло отказываться.

Я решила не упускать этого случая и поговорить с девочками серьёзно. Рассказала о том, как Ивану Николаевичу, когда он был маленьким, надо было обе жать полсела, прося христа ради, прежде чем пойти в школу.

– А вы идёте в школу после сытного завтрака. И стыдиться того куска хлеба, который вам в состоянии дать отец, по меньшей мере некрасиво!

Девочки слушали, опустив головы. Больше вопрос о завтраке не поднимался.

Всё же иногда, скрепя сердце, я давала детям в школу деньги, но всегда очень немного, ровно столько, сколько им было нужно, чтобы купить булочку и стакан молока. Однажды Лида заявила мне, когда я дала ей на булочку:

– А Мире мама дала в пять раз больше…

– Ну что ж, – невозмутимо ответила я, – Мира одна, а вас пятеро…

Мой довод вполне убедил Лиду, но тлетворное влияние денег всё же не миновало её. Однажды утром я обнаружила исчезновение из буфета нескольких рублей. Я спросила о них Лиду. Она, не моргнув глазом, ответила:

– Да что ты, мама, я их и не видела совсем!

Но по тому, как она тут же перевела разговор на другое, я поняла, что это не так. Несколько поколебавшись, ибо в воспитании нет ничего непростительнее незаслуженного обвинения, я велела Лиде принести свой портфель с книгами и поискать в нём пропажу. Лида, притихшая, беспрекословно повиновалась. Деньги оказались в портфеле.

Возмущённая поступком Лиды, а главным образом её ложью («да что ты, мама, я их и не видела совсем!»), я с горечью сказала:

– Не ждала я от тебя этого, Лида. Папу твой поступок страшно огорчит. Я просто даже не знаю, как я скажу ему об этом…