Спал я в одежде, на случай, если придется внезапно вскакивать и драться. На расстоянии вытянутой руки я клал саперную лопатку-топор, пистолет со снятым предохранителем и пару гранат; автомат с примкнутым штык-ножом лежал на мне сверху, стволом в сторону двери; я обнимал его двумя рукам, словно ребенок любимую игрушку. Разумеется, я делал это не из-за какой-то особенной любви к нему. Мне нужно было иметь его рядом, буквально в руках; но так, чтобы пальцы во сне не попали на спусковой крючок ― я не хотел умереть от инфаркта при случайном выстреле. Я начал практиковать сон с оружием с первых же дней после начала катастрофы. Вначале улечься удобно было непросто, но еженощные упражнения дали свои плоды ― я выработал, наконец позу, в которой мог высыпаться без ущерба для безопасности.
Если ночь проходила спокойно, следующие сутки я посвящал отдыху, еде и сну, не выходя из убежища. Утром следующего дня, проснувшись перед рассветом, я завтракал, осторожно выходил наружу и шел, стараясь придерживаться намеченного накануне плана. Так шли день за днем, неделя за неделей. За время путешествия я не раз бывал на волосок от гибели; в пути я повидал много всякого, в основном плохого. Я подробно описал произошедшие со мной события в утерянном предыдущем дневнике; у меня уже нет возможности приводить их снова. Собственно, я даже не думаю, что частные происшествия в жизни ничем не примечательного ― кроме того, что он долго оставался жив ― человека имеют какое-то значение. Эти сведения могут быть полезными разве что в качестве некоего самодеятельного пособия по выживанию. Такого рода полезные детали я стараюсь упоминать; надеюсь, они кому-нибудь пригодятся.
Наконец, я достиг цели многодневного похода. Здесь меня встретила та же разруха, что и везде. Я с трудом узнавал места моего детства. С тех пор, как я был тут последний раз, изменилось практически все. После падения власти компартии огромные территории оказались застроенными особняками нуворишей и новой знати. Вилл и дворцов стало так много, что они буквально налезали один на другой. Теперь они выглядели не столь представительно, как до эпидемии. Всюду виднелись следы катастрофы: выломанные ворота; раскиданные по дворам некогда дорогие вещи и мебель, разбитые, испорченные непогодой и временем; бесполезно ржавеющие лимузины и дорогие спортивные машины; почти истлевшие трупы и скелеты в позах, свидетельствующих о борьбе и мучительной смерти. Брошенные, с выбитыми окнами и дверьми, часто обгоревшие или сгоревшие совсем, особняки являли собой поразительный контраст с роскошью, что била здесь в глаза прежде. Я не раз видел эти места в телевизионных сюжетах, но не представлял, насколько плохо дела обстояли в действительности. Помимо сожаления о безжалостно вырубленных ради строительства особняков лесах, я испытывал серьезную озабоченность ― изобилие домов означало опасность наличия многочисленных зомби. Но время показало, что мои тревоги оказались напрасными: живые мертвецы попадались, но не в таких больших количествах, как этого можно было ожидать. Я решил остаться и осмотреться немного, а потом уже решать, что делать дальше.
Я выбрал дом, расположенный в точности на том самом месте, где много лет назад стояла старая деревянная дача моего деда. Это был безобразный трехэтажный особняк из красного кирпича. Похоже, дачный поселок сохранил свое функциональное предназначение при новой власти; только представления о том, какой должна быть госдача, сильно изменились. В моем выборе было больше ностальгии, чем рациональных соображений; я вспомнил деревья, под сенью которых играл в детстве; я плакал, обнимал их и разговаривал с ними; говорил им, что вернулся домой и останусь теперь с ними навсегда, совершенно забыв о своих планах добраться когда-нибудь до Италии или Греции ― смешно вспомнить, но я вынашивал одно время и такие бредовые идеи; поскольку не имело значения, где жить, мне хотелось переселиться в места с более теплым климатом. Вокруг оглушительно пели птицы, напоминая мне о прежних временах. Наличие птиц также говорило о том, что зомби поблизости нет ― по крайней мере, в больших количествах.
Я, конечно, здорово расчувствовался. Так радостно было обнаружить в этом мире безумия и насилия кусочек прежнего, такого родного и знакомого безмятежного детства. Но я не позволил эмоциям заслонить соображения безопасности. Внимательно исследовав особняк и ближайшие окрестности, я пришел к выводу, что смогу использовать его для постоянного жилья. Согласно новой дачной эстетике, вокруг дома были вырублены все без исключения кусты и молодые деревья; вместо нормальной травы мозолил глаза неуместно яркий для леса канадский газон, давно никем не стриженый и запущенный. Зрелище удручающее, но нет худа без добра ― голая местность хорошо просматривалась, а в случае необходимости и простреливалась.