Дневник мирного жителя города Грозного

Обстрел был очень сильным. Дрожали плиты, сыпался песок. Один осколок пробил железный силовой электроящик насквозь. Два раза разбивало входные двери. Мы их чинили. Из соседнего подъезда людей я не встречал, только раз между обстрелами, выйдя из дома встретил (это было ранним утром). Марию с Игорем, уходящими куда-то из дома. Я в это время подбирал свои вещи, выпавшие из разбитого ящика балкона. Несколько раз я поднимался в квартиру, пытаясь найти рюкзак. Перерыл буквально все возможные места, но его не нашёл. Кто-то видать, зашедший в мою квартиру, разбил стекло на двери в коридоре в комнату. И ещё побиты были несколько рюмок. В квартире был слой битой штукатурки. Я попытался как-то в маленькой комнатке навести элементарный порядок, для чего не знаю. После нашёл чехол от спальника и решил в него сложить вещи, с которыми я пойду в подвал ночевать. В общем, я спустил в подвал мягкий стул, железный стул, табуретку, байковое одеяло и кусок тёплого одеяла.

Были случаи, когда боевики пытались проникнуть к нам в подвал, пытаясь открыть входную дверь. Тогда мы пытались притаиться.

При взрывах иногда тухла лампа, но её зажигали. Дети есть дети, между взрывами они смеялись, играли. Их голос был слышен далеко и всякий раз их надо было успокаивать.

Гена и Иван (будем так его называть) часто спорили, что называется по пустякам. От этого в подвале становилось невыносимо. Например такой разговор. Гена:

— Мы, как дураки, всё время работали, работали и ничего не имеем.

Иван:

— Это почему ещё я дурак? Почему это мы дураки? Если ты дурак, то не обзывай нас дураками.

И пошло-поехало. Только этот спор затихал, следом возникал другой.

Гена, очевидно, считал себя самым правильным человеком, подтверждая это, всевозможными рассказами и случаями из своей жизни.

Между этими рассказами он, то и дело, доставал список своих ящиков и с сыном обсуждал, где что они положили и ремонтировал свой примус «Шмель».

Я сготовил жидкую кашу на воде из гречки. Поел половину. Было абсолютно не вкусно.

При разговорах вечером я посоветовал уйти отсюда, предположив, что это предварительные налёты, хотя они были очень жестокими, с целью выкурить нас из подвалов, а после разрушить дом. Иначе какую ещё можно было увидеть здесь цель? И у меня возникла мысль, что дом обречён.

Как ни странно, все сразу согласились, кроме Гены и его сына. Они были просто очень сильно обрадованы, что все уйдут, и подвал достанется им одним. Меня же постоянно занимала мысль: занимается ли он мародёрством?

Гена говорил, что ему всё равно: кто будет — он со всеми договориться и с чеченцами и с российскими. Для российских он уже приготовил баллон вина. А при чеченцах он ходил везде и воровал с полей всё. Он такой позиции в жизни.

Меня просто коробило, но я пытался себя сдержать. Сыну он всё повторял:

— Ну, пойдём, пойдём, я тебя провожу к своему хорошему товарищу на консервном заводе.

На что тот отвечал:

— Нет, папа, я останусь с тобой.

От этого шёл такой вонючий дух лицемерия, что я всё же не сдержался и выпалил в запале всё, что думал об этом. Но всё же всё это было хотя и сильно эмоционально, но в пределах. Я, конечно, не сказал, что он — гнус и прочее…животное, но может быть и нужно быть немного таким.

Возникает спор между Надеждой и Женей житейского характера. Надежда пыталась руководить Женей, как девчонкой, но та её сразу ставила на место. Дальше воспитательные нюансы с детьми. И это всё при обстрелах, обстрелах.

Я расположился на стульях. Вроде получилось неплохо. Когда я устраивался, меня спросили: храплю ли я. Я ответил, что да. Они заявили, что будут меня будить, а я заявил, что это не их дело, и они замолчали.

Ночью были постоянные обстрелы. Легли мы, потушив лампу, потому что осталось мало керосина, но когда начался обстрел, испуганная жена Ивана, потребовала зажечь лампу. Бросились искать спички, обо что-то спотыкались, ругались. Наконец, лампу зажгли и все успокоились, несмотря на продолжающийся обстрел.

Всю ночь вертелся с боку на бок, временами забываясь. Медленно приходит сознание. Возникает чувство нереальности. В глазах блещется рассвет. Пробуждение и ощущаю, что это стена блоки подвала, на которую падает слабый свет лампы.

15. I. 1995 г. Ну всё, встаю. 5.30. Собираю постель, на которой спал. Одеваю куртку и поверх плащ. Начинают собираться и те, кто покинет этот подвал. Я их не жду и поднимаюсь к себе, так как я не собрался. Советую им не идти одной толпой и ещё, что я услышу, когда они пойдут. Я с ними пойду только до «Богатыря», а там мне надо зайти к сестре и решить, но может быть я ещё останусь.

Поднимаюсь наверх и понимаю, что взять с собой что-либо нельзя, так как, увидев меня с вещами, просто могут не выпустить из города.

Слышу, как уходят из подвала люди. Они переходят на другую сторону. Окликиваю их и советую идти по Анисимова, но они идут по Ивановскому переулку.

Я тоже уже выхожу, поставив дверь на петли и замкнув замок, но понимаю, что это вряд ли поможет при обстреле.