Набранный им номер откликнулся не сразу. Мы уж подумали, что и здесь дома никого нет, как вдруг кто-то ленивым голосом сказал:
— A-а, это ты, Кривой? Я уж, грешным делом, подумал, не соскочил ли ты с нашим общаком и концы в воду.
Повисла долгая пауза.
Лёшка выпучил на меня ставшие вдруг бараньими глаза и не говорил ни слова.
— Братва волнуется… — продолжал незнакомый собеседник. — Не тебе объяснять понятия, сам должен соображать, что с такими «бабками» тебе из города не выйти.
Я толкнул Лёшку в бок.
— Нет у меня никаких бабок, — наконец промямлил он. — Одна только.
— Да ты чё, в натуре? Учти, узнаю, кто для тебя «лёжку» приготовил, всех в асфальт закатаю, понял?
— Понял, — пролепетал побледневший, как тюль на окне, Лёшка.
— Ну вот и лады. У меня своих дел невпроворот, совсем ни к чему, чтобы из-за тебя мне стрелку забили. Уяснил?
Я снова пихнул Лёшку, но у него от испуга язык совсем отнялся.
— Уяснил, спрашиваю? — настойчиво переспросил голос.
— Уяснил-уяснил, — торопливо выкрикнул я.
— Ну то-то. Хотя голос что-то мне твой не нравится.
Я посмотрел на Лёшку. Лоб его покрылся испариной. Пришлось брать переговоры на себя.
— А что? — я постарался говорить спокойно. — Нормальный голос.
— Короче, — строго сказала трубка. — Чтоб сегодня в шесть подгрёб ко мне. Слоны тебя встретят и проводят. Да, кстати, и чемоданчик с зеленью не забудь. При разборке, глядишь, зачтётся.
Послышались гудки отбоя.
— Ничего себе, — вытирая выступивший пот, сказал я. — Вот так дозвонился.
Лёшка ошалело почесал затылок:
— Да уж. Вот тебе, называется, и повезло!
И вдруг спохватился:
— Эх, балда я, надо было номер запомнить.
— Зачем?
— Сейчас в милицию позвонили бы и всё рассказали. Мы же с настоящим бандитом разговаривали. Я вначале не понял, про каких старух он говорил, а потом вспомнил кино, где вор хотел с деньгами сбежать и тоже называл их «бабками».
— «В милицию», — передразнил я его. — Милиционером хочешь стать, а сам испугался.
— Как же не испугаться? — виновато заёрзал на стуле Лёшка. — Он же в асфальт обещался меня закатать.
— Не тебя, а Кривого, — поправил его я.
— Это я уж потом сообразил.
— Не переживай. Видно, день сегодня невезучий, — вздохнув, сказал я. — Завтра непременно с замечательными людьми познакомимся.
— Не стану я завтра звонить, — отказался Лёшка. — Расхотелось что-то. Да и что толку? Бандитов развелось больше, чем космонавтов. Вот стану милиционером, пойду работать в уголовный розыск, и бандитов сразу поубавится. Космонавты тогда мне скажут: «Молодец ты, Лёшка. Раньше на бандитскую землю возвращаться противно было, а сейчас улетать неохота».
Я улыбался, глядя на разрумянившееся лицо друга, и думал: «Ничего, что Лёшка испугался. Испугаться каждый может. Главное — страх свой перебороть и остаться самим собой».
Как мы были детективами
В воскресенье Лешка зашёл ко мне в гости. Мамы дома не было, поэтому обед папе пришлось готовить самому. На кухне вкусно пахло жареным, на тарелках лежала дымящаяся картошка с солёными огурчи ками и помидорами.
— Вкусная картошечка, — похвалил папину стряпню Лёшка. — Главное — быстро готовить. Удобно для занятых людей. Я, например, когда стану милиционером, каждый день буду жарить картошку.
— Ты уже твёрдо решил стать милиционером? — спросил папа, с уважением поглядев на Лёшку.
— Конечно, — утвердительно кивнул тот. — Я недавно даже книжку специальную прочитал, как по внешнему виду вычислять преступников.
— И как же? — заинтересовался папа.
Лёшка приложил к носу помидор и сказал:
— Если у человека круглое лицо и нос, как помидор, значит, он добрый и преступником быть не может.
— А если вот такой нос? — спросил я, приставив к своему носу изогнутый пупырчатый огурец.
— Вор или жулик, — убеждённо ответил Лёшка.
— Ишь ты, — покачал головой папа. — Как быстро всех определил.
— В этом деле сноровка нужна, — с гордостью сказал Лёшка. — Я вначале тоже не очень-то разбирался, но теперь запросто вычисляю бандитов.
— Это по каким же признакам?
— Низко нависший лоб, глубоко посаженные глаза, агрессивно выдвинутая вперёд челюсть — вот точный портрет преступника, — как хорошо выученный урок отбарабанил Лёшка.
— A-а, ты, видимо, Ломброзо начитался, — догадался папа. — Был такой итальянский врач-психиатр. Не один он пытался классифицировать людей по внешним признакам. Вот погоди.
Папа принёс книжку.
— Задолго до Ломброзо древнегреческий философ Аристотель писал: «У кого руки простираются до самых колен, тот смел, честен и свободен в обращении» или «Кто имеет щетинистые, дыбом стоящие волосы, тот боязлив».
Лёшка потрогал свою вечно взлохмаченную шевелюру и сказал:
— А вот тут Аристотель не прав. Хотя волосы у меня и торчат, но я вовсе не боязлив.
— Да я этого и не утверждаю, — засмеялся папа и прочитал дальше: — «Те, у кого пуп не на середине брюха, но гораздо выше находится, недолговечны и бессильны».
— Что же, я должен задирать человеку рубашку, чтобы посмотреть, где находится его пуп?
Мы с Лёшкой покатились со смеху.