Я не хотела уезжать из Гренландии раньше времени. Мы даже поссорились. Точнее, я ссорилась, а П. куксился. Я спросила: неужели мертвая девочка ему дороже меня? Он сказал, что я в свои шестьдесят веду себя как ребенок. Что он ждал от меня понимания.
Шестьдесят.
П. говорит, что я красива. Но я не вижу ничего красивого в морщинах и дряблой коже. Но, с другой стороны, есть вещи и похуже старения.
Моя память например.
С каждым днем она все хуже и хуже. Наверно, надо бы позвонить врачу из клиники памяти, но мне не хочется. Они все равно ничем не смогут помочь. Лекарства, затормаживающие процесс, я уже принимаю. Больше ничего с моей болезнью поделать нельзя.
Я сидела на кровати и пыталась вспомнить, чем мы занимались днем, но не могла. Часы испарились из памяти, словно их смыло мощным растворителем.
Память – она как дрозд.
Врачи говорят, что у меня «хорошо сохранились когнитивные функции».
Слабое утешение, но хоть что-то.
Я КОГНИТИВНО ПОЛНОЦЕННА, несмотря на морщины, седые волосы и деменцию.
Но я бы не стала писать такое в объявлениях о знакомстве: «Шестидесятилетняя женщина с хорошими умственными способностями ищет спортивного мужчину для уютных домашних вечеров и долгих лесных прогулок».
Вчера: П., разумеется, заметил, что что-то было не так, но я ничего не сказала, когда он спросил. Лучше умру, чем расскажу ему. Да, я эгоистка, но я не хочу его потерять – мужчину, которого я люблю, чье тело я обожаю.
Я не знаю, чем все это закончится. Мое состояние ухудшается. П. не захочет быть со мной. Или не сможет.
Тогда я его потеряю.
Нет, П. не должен знать.
Кефлавик, Исландия, 21 ноября
В аэропорту. Ждем самолет в Стокгольм. Мы прилетели рано утром из Илулиссата в Нуук и оттуда в Исландию.
П. в радостном предвкушении. Он всегда такой, когда предстоит новое интересное расследование. Поразительно, что смерть человека может вызывать такой азарт.
Если честно, думаю, П. наскучило в Гренландии. Потому что иначе он не взялся бы с таким воодушевлением за это, в общем-то, заурядное дело. Это не просто cold case, это настоящий айсберг, холодный, как гренландские ледники.
Но П. воспользовался им как предлогом, чтобы уехать на две недели раньше.
Впрочем, я не возражаю. Возможно, в Урмберге тоже будет что-нибудь интересное.
П. читает протокол на ноутбуке. Я ем шоколад. Рассматриваю пассажиров. Гадаю, удастся ли мне еще хоть раз ждать у гейта самолета в дальние края.
Пора заканчивать. Объявили посадку.
Ночь.
Во время полёта мы попали в зону турбулентности. Стюардесса пролила кофе Петеру на колени. Она ужасно смутилась, всячески извинялась и пыталась вытереть пятно. Петер только улыбнулся и заверил ее, что все в порядке.
В это мгновение…
Я видела это у Петера в глазах. Видела, как он смотрит на нее. Его взгляд изучал ее тело, как новую страну. Новый неизведанный континент, куда он подумывает эмигрировать.
Мне хотелось закричать: «Я сижу тут, рядом, смотри на меня, а не на нее! Может, я и не такая молодая и красивая, зато я КОГНИТИВНО ПОЛНОЦЕННА!».
Но, естественно, я ничего не сказала. Он решил бы, что я, вдобавок к деменции, совсем с катушек слетела.
Завтра мы едем в Урмберг.
П. и Манфред просили помочь с расследованием. Не думаю, что им на самом деле нужна моя помощь. Думаю, это просто жест доброй воли. Но в любом случае будет здорово снова увидеть Манфреда.
И еще. Думаю, Петер хочет иметь меня поблизости, чтобы присматривать за мной. П. меня любит, но не доверяет. И я не могу его в этом винить. Я сама себе не доверяю.
Урмберг, 22 ноября
Урмберг совсем крохотный. Даже деревней его трудно назвать. Он расположен на пересечении двух проселочных дорог в богом забытом месте. Несколько старых домов. В самом большом – двухэтажном желто-коричневого цвета – когда-то располагался продуктовый магазин.
Там Манфред устроил временный участок и назвал его «Шато Урмберг». Забавно, потому что ничего общего с замком эта развалюха не имеет. По соседству – здание почты. Разумеется, почту давно закрыли. Теперь дом арендует компания, торгующая в Интернете одеждой и подушками для собак. Еще один многоквартирный дом стоит пустой. Двери и окна забиты досками, фасад испещрен граффити.
За зданиями – поля, заросшие сорной травой по колено.
В паре сотен метров, по другую сторону заросшего поля, – церковь. Но она тоже больше не используется. И нуждается в ремонте. Побелка совсем облезла.
За церковью – лес, лес и снова лес. На полянках – уютные красно-белые домики, большинство стоят рядом с рекой и церковью.
В Урмберге и окрестностях постоянно проживают около ста человек. Даже на фоне других малонаселенных пунктов это ничтожно мало.
Манфред представил нас Малин Брундин, недавно поступившей на работу в полицию выпускнице академии. Обычно она работает в Катринехольме. Но родилась в Урмберге. Знает здесь каждую собаку и ориентируется в местных лесах.
Малин нет еще и двадцати пяти. У нее длинные темно-русые волосы. Худая, спортивная, красивая заурядной красотой молодой девушки, которая не задумывается о своем внешнем виде.
Пока жизнь и годы не напомнят ей о себе.
Малин устроила нам брифинг. Показала место на карте, где нашли скелет 20 октября 2009 года.
Малин была одним из подростков, сделавших страшную находку. Ей было пятнадцать лет.
Странное совпадение. Но, как сказала Малин, Урмберг такой маленький, что самые странные совпадения здесь – каждодневная реальность.
Мы разглядывали фотографии скелета. Длинные пряди волос на черепе.
Возможная причина смерти – внешнее насилие.
Малин показала увеличенные снимки следов перелома на черепе с наложенной линейкой, а также зубов, найденных рядом. Сломанные ребра напоминали белые ветки, вынесенные волнами на пустынный пляж.
Смерть – не самое красивое зрелище. При виде мертвых детей мне становится не по себе. Мне пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть.
Дети не должны умирать. Дети должны играть, набивать синяки, доставлять хлопоты, вырастать в обычных людей и заводить своих детей, которые будут играть, набивать синяки и доставлять хлопоты.
Они не должны умирать.
П. тоже не по себе, но не так сильно, как мне. Он привык видеть смерть. Он успел многое повидать за двадцать лет работы следователем. И к тому же мужчина. (Можете считать меня сексисткой, но я полагаю, что мужчины отличаются от женщин.)
Личность девочки не была установлена, хотя врачам удалось извлечь ДНК и все газеты освещали находку. Газетчики окрестили ее «девочка из Урмберга».
Это еще печальнее. Ребенок умер, и никто его не ищет.
Потом появился еще один коллега. Андреас Борг – симпатичный мужчина лет тридцати. Представитель местной полиции в нашей группе, обычно он работает в Эребру.
Я отметила реакцию Малин на его появление. Она явно напряглась. Я не поняла, чем была вызвана эта реакция: интересом, неприязнью или раздражением от того, что он опоздал на собрание, но атмосфера в комнате изменилась.
Не думаю, что П. что-то заметил (думаю, потому что он мужчина).
Надо заканчивать. Время обеда.
