Холодные капли падают мне на голову и стекают вниз за шиворот, холодят спину. Я поеживаюсь, хотя мне не привыкать. По сравнению с тем, что было вчера, погода сегодня просто прекрасная. Вчера ветер был такой, что я боялся, как бы крышу не сорвало.
В лесу раздается какой-то звук. Может, это косуля, тут много всякой дичи водится. Однажды папа принес домой целую косулю, подстреленную Улле, и она висела несколько дней в гараже кверху ногами, прежде чем он ее освежевал и разделал.
Снова звук.
Треск сучьев, слабый стон, словно раненого животного. Я замираю и вглядываюсь в темноту.
Между кустами какая-то тень движется мне навстречу.
Волк? Это первое, что приходит в голову, хотя я знаю, что волки тут не водятся. Только косули, лисы, лоси и зайцы. Самое опасное животное в Урмберге – человек. Папа тоже так говорит.
Я поворачиваюсь, чтобы бежать обратно в дом, но застреваю каблуком в земле и падаю спиной вниз. Острый камень вонзается в ладонь, копчик пронзает резкая боль.
Еще через секунду из леса выползает женщина.
Старая женщина. Седые пряди свисают на лицо, драные джинсы и тонкая блузка все в мокрой грязи. Она без куртки, руки все в крови.
– Помоги мне, – едва слышно молит она.
Я отползаю подальше от нее, смертельно напуганный, потому что эта женщина похожа на ведьму или сумасшедшую убийцу из фильмов ужасов, которые мы часто смотрим с Сагой.
Дождь усилился, я чувствую, что лежу в луже. Поднимаюсь на корточки, снимаю туфли и беру их в руки.
– Помоги мне, – бормочет женщина, тоже поднимаясь.
Я понимаю, что она не может быть ведьмой, наверно, просто сумасшедшая. Но может быть буйной. Пару лет назад полиция задержала в Урмберге одного психа. Он сбежал из психбольницы в Катринехольме и почти месяц прятался в пустующих дачных домиках.
– Кто ты? – спрашиваю я и пячусь назад, чувствуя под ногами мягкий мох.
Женщина замирает. Вид у нее удивленный, словно она не знает, как ответить на вопрос. Потом она смотрит на свои руки, и я замечаю, что она что-то держит – книгу или тетрадь.
– Меня зовут Ханне, – отвечает она после некоторой заминки.
Голос теперь звучит громче, и, встретившись со мной глазами, она пытается улыбнуться и продолжает:
– Тебе не нужно меня бояться. Я не причиню тебе вреда.
Дождь хлещет меня по щекам, я встречаюсь с ней взглядом.
Теперь она выглядит по-другому – не как ведьма, а просто как старая тетенька. Судя по всему, просто упала в лесу и порвала одежду. Может, заблудилась и не может найти свой дом. Совсем не опасная.
– Что с вами случилось? – спрашиваю я.
Старушка по имени Ханне опускает взгляд на свою грязную одежду, потом снова смотрит на меня; в ее глазах отчаяние и страх.
– Я не помню, – бормочет она.
Вдруг раздается шум приближающегося автомобиля.
Заслышав машину, тетенька делает шаг на обочину и машет руками. Я поднимаюсь вслед за ней и вглядываюсь вперед. В свете фар видно, что Ханне босая и ноги у нее тоже все в крови.
Но я вижу еще кое-что. Вижу, как блестят пайетки на моем платье. В свете фар меня видно как на ладони.
В этой машине может сидеть кто угодно. Сосед, старший брат одноклассника, сумасшедший старик, живущий за церковью. Риск, что это кто-то из знакомых, слишком велик.
От страха у меня все сжимается в груди, а сердце пропускает удар.
Есть только одна вещь, которой я боюсь больше ведьм, психов и маньяков: что мой секрет раскроют. Что кто-то увидит меня в платье с пайетками и с носками в мамином лифчике. И если об этом узнают в Урмберге, мне конец. Лучше застрелиться.
Я пячусь назад и приседаю за кустами.
Водитель меня видел, но, может, не узнал. Идет ливень, и в женском платье я на себя не похож.
Машина останавливается, и стекло ползет вниз с характерным шипением. В ночь врывается музыка. Я слышу, как старая тетенька начинает говорить с женщиной за рулем. Вроде я ее не знаю. Машина тоже незнакомая. Через пару минут пожилая женщина открывает дверь и садится. Машина отъезжает.
Я поднимаюсь и иду к дороге, которая темной блестящей змеей ползет через лес. Слышно только дождь.
Старая женщина уехала, но на земле что-то осталось. Коричневая книга.
Малин
Никогда бы не подумала, что буду работать над этим делом.
Холодный ветер гонит пустой пластиковый пакет и листья прочь от низкого коричневого здания больницы. Одинокий мужчина выходит из приемной, поворачивается спиной к ветру и зажигает сигарету.
Манфред Ульссон, мой временный напарник, позвонил час назад.
Я вспоминаю удивленное лицо мамы, когда я ей сообщила. Её взгляд, мечущийся между мной и часами, осознание, что случилось что-то серьезное и я должна ехать, несмотря на то, что сегодня первый адвент и воскресное жаркое уже стоит в духовке.
Голос у Манфреда был запыхавшийся, словно он только что пробежал три километра вокруг церкви. Но, с другой стороны, у него всегда одышка – может, причиной тому килограммов пятьдесят лишнего веса. Как бы то ни было, к новостям, которые он мне сообщил, я была совершенно не готова. В лесу нашли Ханне Лагерлинд-Шён, одну, в состоянии переохлаждения и с провалами в памяти. Не могла бы я поехать к ней в больницу?