Дневник моего исчезновения

Книга падает у меня из рук. Грудь сдавливает, словно тисками. Такое ощущение, что воздух просачивается внутрь через трубочку.

Не может быть.

Это неправда.

Они не могут всерьез думать, что папа имеет отношение к убийству.

Малин

На часах почти девять вечера, когда мы подъезжаем к красному домику Берит Сунд. В окнах горит свет. Дым плавно поднимается из трубы и рассеивается в морозном воздухе.

Всю дорогу из Гнесты мы разговаривали – об Эсме, о войне в Боснии, о Нермине. И пытались понять, как ее медальон попал к Ханне. Если, конечно, это тот самый медальон.

Увидев его на фото дома у Эсмы, я так решила, но сейчас уже ни в чем не уверена.

По пути к дому снег скрипит под ботинками.

Андреас стучит в дверь. Мы ждем, но никто не открывает. Слышно только собачий лай.

– Думаю, Берит плохо слышит. Может, тебе…

Андреас кивает и, не давая мне договорить, принимается стучать кулаком в дверь. Через пару секунд раздаются шаги, и Берит открывает. На голове у нее бигуди, поверх которых повязан платок. Теперь собака прекратила лаять, но высунула нос в дверь и принюхивается.

– Малин? – растерянно спрашивает она. Потом переводит взгляд на Андреаса. Моргает пару раз и раскрывает рот, как рыба, вытащенная из воды.

– Простите, что мы так поздно, – извиняюсь я. – Это мой коллега Андреас из Эребру. Нам нужно поговорить с Ханне.

– Вы его нашли? – шепчет Берит.

– Нет, мы по другому поводу.

Берит пожимает плечами.

– Тогда вам лучше войти.

Прихрамывая, Берит идет в кухню.

– Мы пьем чай, – говорит она, не оборачиваясь.

Мы снимаем куртки и ботинки. Пожухлые, вялые пеларгонии на подоконнике выглядят еще хуже, чем раньше. Вокруг горшка валяются желтые сухие листья.

В кухне тепло и уютно. В печке потрескивают поленья. На столе горит масляная лампа. Соломенная рождественская звезда украшает окно, которое выходит на запад. Ханне сидит с чашкой в руках. На плечах у нее шаль. Она поднимается и неуверенно смотрит на нас.

– Здравствуйте, – говорю я.

Ханне смотрит на меня с вопросом в глазах. Она протягивает руку, и я понимаю, что она снова меня не узнает. Мне стоило бы уже к этому привыкнуть, но почему-то я думала, что ей стало лучше и теперь она меня вспомнит.

– Здравствуйте, Ханне. Меня зовут Малин. Я коллега Манфреда.

– Вот как, – робко улыбается она. – Как у него дела?

– Хорошо, – отвечаю я.

Ханне хмурит лоб и спрашивает:

– А Петер?

Я беру ее руку в свою.

– Мы пока еще не нашли Петера, – поясняю я. – Мы приехали по другому поводу. Нам надо поговорить с вами об одной вещи.

Берит убирает свою чашку и обращается к нам:

– Мне надо выгулять Йоппе. Подкиньте поленьев минут через пять, хорошо?

Я киваю и смотрю на Берит в бигудях. Царапины на ее левом предплечье ярко-красные, воспаленные.

– Вам бы показаться врачу, – предлагаю я.

Берит накрывает рану рукой.

– Само заживет, – отвечает она и идет в прихожую. Собака тащится следом.

Мы с Андреасом присаживаемся напротив Ханне.

– Как вы? – спрашиваю я.

Ханне пожимает плечами.

– Хорошо. Раны зажили. Но я по-прежнему не помню, что произошло в лесу, если вы за этим приехали.

– Нет. Мы хотим поговорить о другом. А именно о вашем украшении.

– Украшении?

Ханне недоуменно смотрит на нас. Рука тянется к шее под шалью. Что-то поблескивает у нее на груди.

– Можно взглянуть? – просит Андреас.

– Конечно.

Она снимает медальон и протягивает нам.

Он тяжелый, нагрет теплом ее тела. Я внимательно изучаю украшение. Зеленая эмаль, а в центре камушки, поблескивающие в свете лампы.

– Это он! – восклицает Андреас.

Я молча киваю. Он прав. Медальон выглядит точно так же, как на фотографии из альбома Эсмы.

– В чем дело? – спрашивает Ханне, переводя взгляд с меня на Андреаса.

– Вы с Петером принимали участие в расследовании в Урмберге, – говорю я. – Помните?

Ханне опускает взгляд.

– Да. Нет. Я мало что помню. В голове все перепуталось…

– Девочку убили в начале девяностых. Это украшение принадлежало ее матери, – поясняет Андреас. – Ее зовут Азра Малкоц.

У Ханне на лице ужас.

– Я понятия не имела.

– Помните, откуда у вас этот медальон?

– Нет, простите, – качает она головой.

На секунду мне кажется, что она сейчас заплачет, но ей удается сделать глубокий вдох и успокоиться.

Андреас достает блокнот. Открывает и достает фотографию Азры, которую нам одолжила Эсма.

– Узнаете ее? – спрашивает он.

Ханне берет снимок, кладет на стол перед собой и тянется за очками, лежащими рядом с чашкой. Надев их, она долго изучает фото молодой женщины в цветастой блузке, щурящейся от солнца.

– Нет, не узнаю. Но я узнаю медальон у нее на шее.

– Ханне, – спрашиваю я. – Можно нам одолжить украшение?

– Оно даже не мое, – тихо шепчет она. – Конечно, берите.

Я беру ее руку. Она тонкая и холодная, несмотря на то, что в доме тепло.

– Если вы что-то вспомните, что угодно, запишите. Сможете? И звоните нам в любое время.

Ханне молча кивает.

Мы сидим в темной машине, припаркованной перед домом Берит.

– Ты была права, – говорит Андреас, разглядывая в руке медальон.

– Лучше бы я ошиблась, – вздыхаю я. – Теперь очевидно, что исчезновение Петера не несчастный случай.