Я: Я НЕ собираюсь торчать в Страффорде, гонять на квадроцикле, работать на горнолыжной базе, курить травку, ходить в церковь и заводить кучу детей и коз.
Миссис Т.: Ничего такого я не говорила…
Я (
Миссис Т.: Да, да. Но…
Я: Значит, и студенткой быть могу.
Миссис Т.: Конечно. Конечно!
Я (
Миссис Т.: Вот салфетка, дружок.
Я: Во что хочу, в то и сморкаюсь!
Миссис Т.: Дело твое.
Я: Я с самого детства не плакала.
Миссис Т.: Не может быть.
Я: Я очень давно не плакала.
Миссис Т.: Ну поплачь.
Я: Угу.
Миссис Т.: Если тебе нужно поговорить, пожалуйста! И не только об учебе – о чем угодно.
Я (
Я вышла из кабинета миссис Таунсенд (уже в полном порядке, спасибо), класс по керамике решила пропустить и поехала сразу домой: писать сочинение и ждать, пока мои эмоции покинут меня. Если не насовсем, то хотя бы удалятся на приличное расстояние.
Я плакала от ужаса, никогда в жизни мне не было так страшно. Страшно, что миссис Таунсенд в чем-то права. Пытаюсь представить свой мозг, а представляю пустую голову, бесполезную, никчемную.
К тому же я устала.
Забираете у меня тело – ну и пожалуйста, все равно я не знаю, на что оно мне. У меня огромная задница, тонкие длинные ноги, всегда растрепанные волосы и странные светло-карие глаза цвета фраппуччино. Но не мой мозг. Он моя настоящая связь с миром.
Почему я не могу медленно угасать, разъезжая в кресле-каталке и блистая остроумием через синтезатор речи, как Стивен Хокинг?
Брррррррр! Как представлю, что меня ждет – …
кгенщзуекнезнргщзгкгехкзхйе
Даже не знаю, что тут сказать. И меня пугает всякого рода незнание. Любое. Терпеть не могу, когда я чего-то не знаю. Хочу во все вникать, во всем разбираться.
Вот тут-то и появляешься ты, Сэм-из-будущего.
Ты должна воплощать собой ту, кем я стану. Непременно стану, ведь чем больше я успею для тебя записать, тем меньше забуду. Чем больше я пишу, тем быстрее ты оживаешь.
Итак: мне сегодня многое нужно успеть. Среда, утро. Надо прочесть семь статей об оплате труда. Надо позвонить Мэдди, напомнить, чтобы она тоже прочла; вот уже три года она мой бессменный партнер по дебатам, и у нее ужасная привычка «импровизировать» – она считает, что у нее дар Божий к утверждающим речам[5]
. (И она права отчасти.) Эти глупые куры до сих пор не кормлены. Окно приоткрыто. С Зеленых гор тянет росой и прохладой. Дома все еще спят, но вот-вот проснутся. И смотри, солнце встает! Что ж, хотя бы это я точно знаю.• откликается на имя Сэм или Саманта;
• питается исключительно орехами и ягодами;
• носит модные очки (или контактные линзы?);
• носит костюмы, сшитые на заказ, только строгих расцветок – синие или черные, без рисунка;
• смеется всегда к месту низким бархатным смехом;
• раз в неделю пьет коктейли в обществе остроумных, состоявшихся женщин;
• читает «Нью-Йорк Таймс» лежа в постели в пушистом белом халате;
• ее узнают на улице и говорят: «Ваша колонка о международных событиях изменила мне жизнь!»
• отзывается на «Сэмми», потому что никто не привык называть ее Сэм, ни в школе, ни дома – за исключением Дэви, но она шепелявит, и у нее выходит «Фэм»;
• ест все, до чего может дотянуться, включая инцидент с муляжом фруктов в церкви;
• носит очки в массивной блестящей оправе, иногда – «диско»;
• носит любые футболки, в которых можно появиться и в школе, если они не были слишком испорчены мелкими организмами, обитающими в доме;
• смеется над Губкой Бобом и над «туалетными» шутками, включая самые дурацкие (ничего не могу поделать – это ужасно смешно);
• самая близкая подруга – Мэдди, только вот не знаю, можно ли ее считать подругой, или мы просто партнеры во время дебатов – и, между нами говоря, самомнение у нее зашкаливает;
• читает «Нью-Йорк Таймс» в кафе «У Лу», если кто-то выбросит, потому что мама с папой отказываются на это тратить деньги;
• ее уважают товарищи по команде – неплохо для начала!
Что, скорее всего, читала миссис Таунсенд
Со страницы Википедии о болезни Нимана-Пика: