Дневник моих откровений

Я вышел из кабинета, на душе было тревожно.

– Неужели классная решила наговорить гадостей про меня? Но ведь Элла знает, что я учусь плохо. И не расстанемся же мы с ней из-за моих двоек?

Урок алгебры для меня прошел в мучительных терзаниях, я не знал, как мне поступить, что делать, и причем тут моя девушка. Больше всего сейчас меня беспокоила Элла. Без нее все остальное теряло всякий смысл. Любовь захватила и мое сердце, и мою душу, и всего меня. Я целиком был поглощен чувствами к этой девушке. Когда прозвенел звонок с урока, я остался в кабинете, а не пошел, как обычно, в класс к Элле. Мои одноклассники почувствовали неладное – первый раз за последние полтора месяца я остался в кабинете.

– Серега, – спросил кто-то из девчонок, – ты заболел?

– Нет, – буркнул я и открыл «Алгебру».

– Да, его Элка бросила, – радостно закричала Наташка, которая мечтала стать моей девушкой и сейчас издевалась надо мной. – Конечно, бросила! Посмотрите, Сереженька «Алгебру» открыл и типа читает. Ты хоть буквы от цифр отличаешь?

–Бедненький до чего его довела жестокая любовь, – подхватила Светка, которая всегда была готова поучаствовать в ссорах и скандалах.

Наташка засмеялась, смех мне показался каким-то нервным, противным, неестественным. Я закрыл уши руками, но это не помогло.

– Серега, – позвал меня Кержаков, которого все называли Коржиком, – что тебе Динго сказала?

Нужно отметить, что в школе в этот период практиковались прозвища и для учителей, и для учеников. Сейчас мне трудно объяснить, с чем это было связано, но это тоже часть нашего советского подросткового периода. Прозвища были не обидные, но емкие, например, у нас в школе было два учителя химии. Олега Петровича все называли Гидропиритом, за его белые волосы, брови и ресницы, а Зою Сергеевну – Плюмбум, за железный характер. Учителя трудового воспитания называли Гвоздиком, потому что из обычного гвоздя он мог смастерить любую фигурку. Нашу классную мы окрестили Динго. Я не знаю, догадывались ли наши учителя о том, что ученики за глаза называют их по прозвищам, но ни разу никто ни на родительском собрании, ни на педсовете эту тему не поднимал.

– Отстань, – отмахнулся я от него.

– Да, плохи дела, – резюмировал Коржик и вышел из кабинета.

Минут через пять он вернулся, но не один, а с Эллой. Она закрыла «Алгебру» и строго спросила:

– Что случилось? Коржик сказал, что ты заболел.

Я посмотрел на нее печальными глазами и ничего не ответил. Я не знал, что придумала наша классная, поэтому молчал. Элла приложила свою ладонь к моему лбу, чтобы проверить, есть ли у меня жар.

– О, – завопила Наташка, – у нас тут уже лекарство подоспело.

Коржик вытолкал из кабинета орущую одноклассницу и плотно закрыл двери.

– Что с тобой? – ласковым голосом спросил Элла и погладила меня по голове, как маленького ребенка.

Ее прикосновения немного успокоили меня, я собрался с духом и выпалил на одном дыхании:

– Динго хотела после уроков поговорить с тобой.

– И что тебя так напугало?

– У меня за четверть две двойки.

– Да, – протянула Элла, – это проблема, но решаемая.

– Я боюсь, что Динго наговорит про меня гадостей, – робко проговорил я, – и ты…

– Глупый, – проговорила она, прервав меня, – какой же ты еще глупый, но милый и красивый.

Прозвенел звонок, и одноклассники начали протискиваться в двери – всем было интересно узнать, что в нашем кабинете делала Элла. В дверях появилась Динго.

– Элла!

– Ирина Николаевна, я зайду к вам в конце учебного дня, – угадала ее вопрос Элла и побежал на свой урок.

Я успокоился и даже что-то на тройку ответил на алгебре. Оставался последний урок, а мое любопытство разгоралось с каждой минутой. Прозвенело два звонка – в нашей школе было принято так оповещать конец учебного дня. Все ученики побежали в гардероб, где начали кричать и толкаться, чтобы побыстрее получить одежду и убежать из школы.

Вообще, хочу отметить, что в течение всего дня школа напоминала муравейник. На время урока все затихали, а на переменах было такое оживление, что казалось, будто ученики копили весь урок энергию, чтобы выплеснуть ее на перемене.

Учащиеся младших классов обучались в другом крыле здания, и дежурные строго следили за тем, чтобы малыши на переменах не бегали по школе. Но они каким-то немыслимым образом просачивались через посты дежурных и с радостью растворялись среди учеников постарше. Они висели на лестничных перилах, протискивались в очередь в буфет или просто рассматривали настенные стенды, как будто ни разу их не видели. Со звонком все рассеивались, наступала тишина, и школьные коридоры отдыхали от шума и беготни.

Я зашел за Эллой, взял ее дипломат, и мы молча пошли в наш кабинет. Ирина Николаевна занималась с ребятами, которые отставали по ее предмету. Их было шестеро. Ученики уже получили задание и что-то писали на листочках.

– Элла, располагайся за последней партой любого ряда, – предложила учительница, – Сережа, а ты подожди за дверью. Я надолго не задержу ее.