Дневник московского пАдонка-2

Позвонил утром, хотел сказать, но не смог. Я никогда не умел и не мог никому толком сказать, что я влюбился и люблю и все такое, у меня это не получаица просто… Я не силен в этом. Я неуклюжий в этом плане… А сейчас на меня сразу посыпался поток упреков и претензий, в голове была каша и я долго тупо молчал в трубку. 'Не звони больше'. Гудки. Потом два омерзительных емэйла. Что она будет вышибать клин клином, уйдет в запой и загул('кого-нибудь найду — не проблема''и в конце издевательское — 'извини, может быть тебе это немного неприятно читать' …). Я бы такого не пожелал и врагу, того что я испытал. Когда дорогой тебе человек говорит, что он тебя вытрахает из души с первым попавшимся ебланом…и много чего еще. Я такого бы никогда никому не написал, уж тем более человеку, который мне по крайней мере симпатичен и которому я неравнодушен, я уважаю чужие чувства. Cтараюсь это делать, пусть и выходит это иной раз хуево. Но это было написано явно специально. В следующем письме было еще больше дерьма, она припомнила все что можно и нельзя, я узнал о себе много нового. И это был очень грязный ход. Так прыгают двумя ногами на голове у уже бессознательного заваленного человека. В этом письме уже сквозила ненависть. Я не виню ее. Сам виноват во многом.

Я не хочу даже писать про свою реакцию на первое письмо…истерика…только постарался собраца и чуть успокоица, пришло второе… скуренные полпачки… несколько часов тупо выпали из жизни… это был шок. Боль. Я мог ожидать такового от многих, но никак не от нее. И я сломался на несколько часов. Мысли, охватившие меня, носили настолько деппрессивно-самоуничижительно — суицидальный характер… Письма пришли до обеда… Пришел в себя я часа через 4… до конца рабочего дня оставался чуток…

Я тупо вышел на улицу, перешел ее и зашел в магаз. Купил стаканчик щербета и взял деревянную палочку. Зашел в пердяевский заросший полузасранный перовский дворик. Сел. Начал есть. Руки тряслись по чудовищной амплитуде. Надо было как-то дальше с этим жить.

У меня есть два выхода — забухать и нырнуть с головой в деп… быть выгнанным с работы (на которой начались реальные траблы из-за того, что я несколько дней подряд приходил с утра в невменяемом с прошедшего вечера состояния и других тем) и на ближайшие полгода-год превратица в хрона…у меня уже был такой год — череда серых однообразных дней без цвета, вкуса и запаха… отключить все, прекратить все контакты… даже не она, кто-то верху именно этого от меня и ждет, потому что я всегда бухаю и деппреснякую. А сейчас я пропустил удар, после которого в моральном плане не просто вырубаюца — а сразу отправляюца в реанимацию…

Но в голове силу набирал другой голос. Я зашел в свой офис-центр, в туалете из зеркала над раковиной на меня смотрели мои собственные абсолютно безумные глаза. А голос шептал…говорил…орал в ухо. Какого хера… Я буду со всеми общаца, шутить и улыбаца, когда внутри будет боль. Ездить везде со всеми, когда хочется забица одному и подальше. Пусть внутри будет хуево. Забухать — не выход. Будет хуже. Я конь, а не какое-то гавно и я переживу этот удар достойно. Это сложно, но я смогу и я не уползу в кусты зализывать раны и тихо подыхать. Я не буду себя жалеть. Я не тряпка. Я буду дальше жить по полной, хотя я знаю, чего мне это будет стоить… Но я не покажу cтрадания. Если я не cлабовольное гавно — я выдержу это испытание. Я получил урок надолго, и я его усвоил. Сейчас я облажался, но через время я не облажаюсь. Эти три года с прошлого тяжелого расставания меня многому научили, я больше не могу и не буду падать. Я уже падал, и чуть не упал сейчас. Я смотрел в глаза и зомбировал себя. Верил в это. И чувствовал, что я так и сделаю, я не облажаюсь. Я выстою. Голос не могу врать. Это был инстинкт самосохранения и это был голос внутреннего стержня. Я только сейчас с удивлением осознал, что какой он у меня.

Надо для этого было выключить ее из жизни, стереть. Я удалил ее из аси, удалил ее дневник из ссылок, забанил в гесте, стер все ее фотки на харде и письма из почтового ящика, смс и номер из мобильника. Сжег ее недавно распечатанную фотку, которую носил с собой. Отдал ее книжки и диски. Ничего не должно напоминать. Такого человек больше нет в моей жизни. И не будет.