Дневник москвича (1917-1920). Том 1

26 апр. / 9 мая.Пасха холодная. Утром все дни — легкие морозцы. Хотя наше неблаговерное правительство и игнорирует Православную церковь, но от праздничного безделья не только не отказалось, но даже распространило его на целых 4 дня. Газеты вышли только сегодня и принесли ворох сенсационных известий: германские войска заняли Ростов н/Д и Таганрог; бывшую Вел. Княгиню Елизавету Федоровну выслали из Москвы в Екатеринбург; бывшая Императрица Мария Федоровна переехала в Киев; бывший Вел. Кн. Николай Николаевич куда-то исчез из Крыма; немцы разогнали в Киеве Центральную Раду, а собравшийся там съезд «хлеборобов» провозгласил украинским Гетманом генерала П. Скоропадского, который, как увидите, «подготовлен» к этой роли немцами. Новая украинская власть уже издала ряд постановлений, отменяющих в области социального законодательства все эксперименты Временного правительства и Рады. Этими постановлениями распускаются все земельные комитеты, восстанавливаются в полном объеме права частной собственности, полная свобода сделок по продаже и купле земли, полная свобода торговли и т. д. Одним словом, восстанавливается старый, «буржуазный» строй. А мы только что заключили перемирие на Курском фронте. Странное перемирие! Воевали с Украиной, а перемирие заключили с германским командованием, несмотря на то, что мир с Германией не только подписан, но и давно ратифицирован. Даже советские «Известия» ошеломлены такими новостями настолько, что молитвенно восклицают: «Судьбы Господни неисповедимы!»

2/15 мая.Ленин пишет в «Правде»: «Мы больше нанационализировали, наконфисковали, набили и наломали, чем успели подсчитать.»

Французские газеты подсчитывают, что немцы в последних операциях на Западном фронте потеряли около 600.000 чел.

Назначен новым комиссаром путей сообщения инженер Кобозев. Он изложил свою программу, которая очень крута по отношению к «выборному» начальству. «Там, — говорит, — где массами на ответственные посты выбраны хорошие ораторы, но дрянные администраторы, я устраню их безжалостно, во имя диктатуры пролетариата, врученной мне на железных дорогах.»

Петроград уже накануне полной голодовки. Начались бунты, крики «довольно слов, давайте хлеба!». В Колпине расстреляли десятки людей. В Павловском Посаде на этой же почве дошло дело до того, что фабричные подожгли местный совдеп, и там сгорело несколько членов совета.

Вчера в соединенном заседании ЦИК и Московского совета РД Ленин опять и пугал, и хвастался, и подстрекал, и, по обыкновению, стяжал громовые аплодисменты своей верной паствы. «О непрочности советской республики официально заявлялось много раз… Вопрос о войне и мире висит на волоске. Япония, имеющая миллионную армию, не решается наступать, потому что Америка грозит ей ультиматумом и разрывом с союзниками. Но это может измениться. Американская буржуазия может сговориться с японской и даже с германской… Английская и французская буржуазия затратила громадные капиталы на Мурманск, конечно, в корыстных целях. С целью зашиты мурманского побережья они высадили войска. Мы не имели реальной силы воспрепятствовать высадке этих отрядов. Германское правительство требует их разоружения, говоря, если вы не можете защищать себя, то мы будем воевать на вашей территории… Мы — не великая держава. От России ничего не осталось, кроме Великороссии. Для нас интересы мирового социализма выше национальных интересов. Для нас маленькая угнетенная Великороссия во много раз выше той громадной великой державы, которая с тайными договорами предалась империалистическим хищникам. Теперь мы не можем скрывать того, что мы являемся оборонцами. Мы желаем защищать наше социалистическое отечество, и для этого необходима сильная армия и упорядочение продовольственного вопроса.»

Сегодня в 12 часов ночи по московскому времени вся Россиядолжна поставить стрелку часов на час вперед и уж впредь исчислять время не по петроградскому, а по московскому меридиану.

Вчера какой-то жулик сплел хитроумную интригу на почве доставления мне с Волги от нашего командира парохода муки, сахара и синьки. Надо было послать 640 р. денег, и эти деньги у моего посланного отняли (слава Богу, что хоть живой вернулся-то!). Узнав об этом, я, конечно, порасстроился и шел домой, что называется, опустя голову. Видно, такой вид собакам не нравится и одна из них почему-то на меня залаяла и два раза куснула. Видевший эту сцену гулявший на улице мальчик лет семи, не больше, принял почему-то не мою сторону, пострадавшую, а — «собачью», и не без сердца плюнул в мою спину и ударил своим кулачишком. Должно быть, этот юный пролетарий почуял во мне контрреволюционера, саботажника и спекулянта. А я, горемычный, шел далее обобранным, укушенным и оплеванным, и думал: «Весь век учись, а все равно дураком умрешь!»