Дневник москвича (1917-1920). Том 1

28 декабря.«Русские ведомости», критикуя новые «декреты» о земле, приходят к заключению, что «таким образом, полное уничтожение частновладельческого хозяйства, обострение продовольственного кризиса, обезземеливание значительной части крестьянства, лишение заработка деревенских рабочих и огромная подушная подать в пользу комитетчиков — вот краткий перечень результатов большевицких декретов о земле, если бы кто-нибудь принял их всерьез».

В полночь на сегодня часовая стрелка переведена на час назад, т. е. восстановлено нормальное исчисление времени. К слову сказать, это сделано по «декрету» народных комиссаров, и единственно этот декрет принят и исполнен всеми беспрекословно.

«Верх. главнок.» Крыленко издал «приказ по армиям», где говорится, что: «Дело мира в опасности… Американские и французские капиталисты дают деньги на вооружение калединцам. Немецкая буржуазия готова войти в союз с ними, чтобы удушить русскую революцию внутри страны». Далее — призыв «к священной войне против российской, немецкой, англо-французской буржуазии», для чего «должна быть создана всюду революционная, народная, социалистическая гвардия на фронте и в тылу» Знаем мы эти гвардии!

Троцкий сам поехал в Брест-Литовск пугать немцев.

Английский посол Бьюкенен уехал из России «в отпуск по болезни» и, вероятно, навсегда. «Болезнь», разумеется, «дипломатическая».

† Убили (солдаты, конечно) атамана Терского казачества Караулова, бывшего членом последней Государственной Думы.

Большевики, однако, оказались необыкновенно воинственными. Перенеся войну с вражеских фронтов на своих соплеменников — буржуев, юнкеров, офицеров и казаков, — теперь поговаривают уже о войне с немцами. Сам Ленин-Ульянов сказал на днях: «Я боюсь, что нам придется приостановить демобилизацию и готовиться к войне. Если Германия и ее союзники не примут наших условий, то мы объявим революционную войну Германии. На позорный мир мы не пойдем.»

29 декабря.† В Севастополе матросы убили 62 офицера (в том числе нескольких адмиралов), а всех других арестовали. Вот что делается у нас!

Перемирие продлено с 5-го января еще на месяц.

Украинцы воюют с большевиками не на шутку. В Харькове и Полтаве форменная война.

Нехорошо и в Сибири. В Иркутске междуусобица продолжалась 10 дней, и тогда погибло до 8.000 человек. Население бежит, нет ни продовольствия, ни освещения.

Пьяные погромы, голодные бунты и всякого рода вооруженные безобразия приняли затяжной и все разрастающийся характер. Было много случаев ограбления самих большевицких вождей. Вот уж поистине «своя своих не познаша»!

Ходил в Городскую Управу. Нужно было оформить дело по аренде пристани пароходства «Самолет». Никакого толка не добился. Одни отделения совсем закрыты, в других сидят 2–3 штрейкбрехера, ничего не знающие, ничего не понимающие и на вид подозрительные. И так теперь в банках, в казначействах, во всяких присутственных местах. Денег мало кто несет, их или взять уже негде, или страшно платить штрейкбрехерам — не пришлось бы платить потом в другой раз, а главное, никто не знает, за что платить, сколько платить, куда платить. Все в недоумении и даже в страхе;. с одной стороны неизвестность, с другой — грозные «заборные» декреты — платить без повесток, а иначе — арест и конфискация имущества. В «Утре России» Н. Устрялов пишет сегодня, что «всероссийское правительство средь бела дня и на виду у всех занимается грабительством и шантажом». Что верно, то верно!

Друг мой П. А. Оленин, по-теперешнему «черносотенный» писатель, живет в эту зиму в Касимове и просит писать ему о московских действиях. Не мог я исполнить его просьбы, но нацарапал ему, как видите, «эскизно», следующую картину моих настоящих настроений, начав послание словами Пушкина из А. Шенье, как будто отвечающими нашему времени:

…Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
И мы воскликнули: «блаженство!»…
О горе! о безумный сон!
Где вольность и закон? Над нами
Единый властвует топор.
Мы свергнули царей? Убийцу с палачами
Избрали мы в цари! О ужас, о позор!

Дальше что — сам вспомнишь потому, что знаешь наизусть не только Пушкина, но и Оленина-Волгаря.

12-го ноября ты пишешь мне, что ждешь от меня как «правдивого летописца» описания московского действа. Я записал его, но уж очень длинно вышло, так что давай отложим это удовольствие до тех времен, когда, Бог даст, наступит «на земле мир и в человецех благоволение». Да и в газетах все было описано без утайки. Я думаю, что ты достаточно информировал себя.