Дневник мусарки

В номере не хватало только шкуры зебры или льва на полу, остальное все было. Я даже не знаю, как описать этот номер, в общем, можно было снять в нем голливудский кассовый фильм про каких-нибудь королей. Он был полон дорогущих декораций, самых настоящих: картины, серебряные канделябры, зеркала повсюду и другая красивая утварь, создававшая пафосность и роскошь. Кровать размером с футбольное поле так и шептала: «Эй, детка, ты живешь скучно, здесь проходят невиданные оргии». Возможно, мои несовершеннолетние девчата принимали участие в одной из них, это нужно было проверить. Я вынесла постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы, на предмет целостности девственной плевы и повреждений в области заднего прохода. Из семи девочек только одна оказалась девственницей — тринадцатилетняя, остальные уже были «с опытом», несмотря на то, что им пятнадцать и шестнадцать лет. Изнасилование их Микаэлем они отрицали, действия сексуального характера — тоже. Они твердили все как одна: «Он только снимал на фотоаппарат и получал удовольствие именно от этого». Ну конечно, он же гей.

Мне пришлось вернуться в свой город и назначить аналогичную судебно-медицинскую экспертизу. По итогу все мои девочки оказались девственницами, но глаза Тилы выдавали что-то. Она хитро улыбалась, взгляд маленького чертенка дал мне понять, что между ней и Микаэлем точно что-то было. Пришлось пойти на хитрость: я обманула Микаэля, убеждала, что Тила мне все рассказала, но он стал отрицать и Господом клялся, что понятия не имеет, о чем идет речь. Тогда я прибегла к другой уловке, стала обманывать Лину, что он все рассказал. Сначала Лина расплакалась, испугавшись маму, но мама пообещала, что ничего ей не сделает, после Тила все-таки сдалась и начала рассказывать взахлеб, как ей было хорошо с Микаэлем. Рассказывала, как он ласкал ее и шептал на ломанном русском, говорил, что восхищен молодым, нежным телом и называл ее самыми красивыми словами. Этот чертенок и правда был очень красив. Ее огромные глаза, ангельский взгляд, перераставший в пожирающий кошачий, вызывали страсть в нем.

Как выяснилось, он не проникал в нее половым членом. Мама обрадовалась, хотя на ее месте я бы все-таки расплакалась. «Дочь не познала, что такое оральный секс» — так думала мать, однако мы до конца не знаем, может, Лина его выгораживает. Она стала говорить, что тот ее любит, говорила, что тоже полюбила его, что уедет с ним за границу и будет с ним жить. Мужчина не сказал ей ни о ребенке, ни о супруге, ни о том, что он вообще гей. Он не говорил ей об этом, он обманул девочку, от нее ему нужна была только фотография, фотография юного тела. Мама стала объяснять своему ребенку, что в раннем возрасте этим заниматься плохо, что она еще маленькая, что иностранец обманул ее, но та не сдавалась и слушать не хотела ни маму, ни меня, ее психика не воспринимала ничего. Тила вбила себе в голову, что где-то там за границей ей будет с ним хорошо, она станет известной моделью.

Мне пришлось снова выехать в командировку в соседний город, при этом Микаэля я потащила с собой автозаком под конвоем, по приезду я поместила его в следственный изолятор. Утром следующего дня, не успев прийти в департамент, я услышала, что наши следственно-арестованные, узнав о совершенном преступлении, сделали с ним нечто ужасное. Во-первых, они его на местном сленге опустили, но не думаю, что это ему доставило неприятности, ведь он гей, он к этому привык, это они не знали, что тот пассивный гомосексуалист. Сокамерники жестоко с ним обошлись: избивали, унижали, он просил пощады и помощи. Утром сообщил руководству изолятора, а затем обратился к прокурору, утверждая, что над ним издеваются, хотят убить и так далее. После проверки выяснилось, что его пытались задушить: кто-то накинул ночью удавку на шею и стал сдавливать, в темноте Микаэль не разглядел, кто это был. Когда я пришла к нему, он стал проситься обратно в город. Он плакал и приговаривал: «Забери меня отсюда, я все признаю! Все-все, что я совершил, я все признаю». Но я не могла его забрать: нужно было провести очные ставки между ним и девочками.

Утром вызвала его в департамент, где мы начали следственные действия, очную ставку с малолетками. Обещая мне, что во всем сознается, на очных ставках он почему-то все отрицал, однако девочки, не стесняясь в выражениях, топили его, можно сказать, по полной программе: что он им говорил, как и какие вещи им давал надеть для фотосъемки. Советовал, как сделать групповое фото так, чтобы интимные места были видны крупным планом и так далее. К тому времени пришла экспертиза, в заключении которой было указано, что фотографии признаны порнографическими. Тысяча семьсот фотографий было изучено, и я смотрела эти фотографии. Как уже говорила, это ужасно. Столько пис*к одновременно я не видела никогда! Какая фантазия должна быть у человека, чтобы вот так все воспроизвести в реалии? Закончив со следственными действиями, спустя неделю я вернулась в свой город и забрала с собой Микаэля под конвоем.