Обсуждали мы их затем без него и отвергли всякую возможность митрополичьей дезидераты, но решили всячески облегчить его положение. Когда митрополит Макарий окончательно убедился в неосуществимости возвращения ему митрополичьей кафедры, тогда он начал домогаться священно-архимандритства Троицкой лавры, председательства в миссионерском Обществе, членства Синода, так как ему «мало почета». Со своими жалобами и каждый раз все новыми и новыми проектами он и ходит ко мне. Я его всячески убеждаю, чтобы он подчинился Промыслу Божию, и что если ему тяжело переносить постигшее его испытание, то пусть он вспомнит, что часто последние страницы жизни великих и святых людей украшались страданиями. Но, видимо, мои увещания не увенчиваются успехом. И как больно! Ведь до сих пор я считал его молитвенником-подвижником, который должен бы радоваться, что теперь, вдали от суеты, ему предоставлена беспрепятственная возможность молитвы и подвига, особенно принимая во внимание преклонность его возраста (восемьдесят два года). Где тут думать о «почете», жало которого, видимо, его уязвляет. И думаю себе: неужели и я буду таким, если мне придется еще жить, в подобных примерно обстоятельствах?..
На этом епископском совещании положительно решен вопрос о председательстве миссионерском и членстве*. Что касается священноархимандрии, то она отклонена; в Лавре в крайнем случае может быть еще предоставлено место жительства без управления. Лучше же всего, по мнению Московского митрополита Тихона, поселиться ему в другом монастыре по желанию, например, Перервинском*.
В перерыве было совещание епископов по вопросу о святынях Киевских ввиду полученных митрополитом Киевским угрожающих вестей о возможной эвакуации Киева. Первоначально этот вопрос обсуждался в Синоде; но Синод затруднился решить его; решено передать на обсуждение епископов. Но и епископы не пришли к соглашению. Поэтому решено было передать на обсуждение Собора, в сегодняшнем вечернем закрытом заседании*. Оно и происходило от шести до девяти. Выступало много ораторов. Архиепископ Харьковский Антоний настаивал на перенесении киевских мощей и святынь во избежание опасности, что они вместе с Киевской лаврой при наступлении австро-германских войск попадут в руки униатов, которые будут ими пользоваться в своих целях. К необходимости перенесения мощей присоединились только немногие и с своей стороны указывали на возможность оскорбления святынь немцами, как это они уже проделывали в разных местах России, Франции и других.
Большинство же ораторов поддерживало мысль об оставлении Киевских святынь на месте, что бы ни произошло. Некоторые из военных отрицали даже возможность занятия Киева неприятелем. Этомуде, по мнению одного оратора, помешают достаточные укрепления на пути к Киеву, а по мнению другого (солдата) – солдаты не допустят захвата киевских святынь и отстоят их своею грудью. Это заявление, при воспоминании о происходящем за последнее время на фронте, естественно у многих вызвало грустную улыбку и едва ли кого убедило.
Другие члены Собора указывали, что мощи не должны быть перенесены ради населения, которое останется в крае, несмотря на его занятие врагами. Самое перенесение их может произвести удручающее впечатление на народ. Благодаря же присутствию святынь, Бог через них скорее может явить чудо, и Киев или не будет вовсе занят врагами, или скоро освободится от них. Опасности захвата святынь униатами эти ораторы не придавали значения. Совершать около них молитву можно будет и при завладении их униатами. Ведь и в настоящее время никто не мешает являться к мощам св. Николая Чудотворца, хотя они и находятся у католиков, в г. Бари, в Италии.
При голосовании по данному вопросу за перенесение киевских святынь высказалось не более 12–15 человек, и таким образом вопрос решен в отрицательном смысле. Я, как архиепископ Новгорода, обладающего также многими святынями, заявил, что таким решеньем и я буду руководствоваться, в случае нашествия врага, – что очень возможно теперь, по взятии Риги. Заявил также, что и я сам поспешу тогда в свой град, чтобы вместе со святынями и паствою переносить пленение. Это заявление вызвало многолетие мне, пропетое Собором. Такое проявление сочувствия вызвано предшествующею речью о. протопресвитера Шавельского, в которой он, между прочим, говорил, что иные святители и пастыри уходили из плененных градов и весей, тогда как католические епископы и ксендзы оставались на местах.