Дневник нарколога

На следующее утро Куприянов неожиданно разругался с женой, она считала дни до отъезда, так соскучилась по детям. За завтраком раздраженный Леня даже написал стих о войне полов на салфетке. В перерывах между поеданием ветчины и сыра зачитал супруге.

Война полов

Она типа принцесса.

Я под панка кошу.

Она пьет витамины.

Я курю анашу.

Ей по кайфу Вивальди.

Я торчу от «Кино».

Она нежная фея.

Я тупое бревно.

Она любит лечиться.

Я здоровье гублю.

Она любит Сваровски.

Ну, а я не люблю.

Она водит машину.

Я угнал самокат.

Она чайная роза.

Я подонок и гад.

Я кручусь дни и ночи.

Она тратит все вмиг.

У нее сто нарядов.

У меня нервный тик.

Она ногти шлифует.

Я не брился три дня.

Мы придурки по жизни:

Я, мой брат и родня.

Она прется от кошек.

Я тащусь от собак.

Мы по многим вопросам

Не сойдемся никак.

Хорошо гомосекам,

Голова не болит.

Они любят, утырки,

Свой же собственный вид.

Ну, а мы бьемся в корчах.

Наши души в крови.

Мы несчастные жертвы

Разнополой любви.

– Слабенько, – поморщилась супруга, – а ты что, анашу куришь?

– Да нет, – осерчал Леня, – я и самокат никогда не угонял. Это же метафора, литературный прием, необходимое сгущение красок.

– Скукотища здесь, – скривилась Ксения, – и магазины так себе.

– Это же Мальорка, – округлил глаза Леня и перешел на крик, – Испания! Наши родители в свое время о ней не могли и мечтать! Им кроме Болгарии ничего не светило, да и то, чтобы туда попасть, приходилось стать рабом КПСС. А они не хуже нас.

– Вспомнила бабка, как девкой была, – безразлично отозвалась супруга, – и все равно мне здесь не нравится.

– Ты же сама сюда хотела! – вскипел Куприянов. – Тогда бы лучше в Черногорию поехали. За эти деньги там целый месяц можно было отдыхать.

– Черногория вообще дыра, – припечатала жена.

– Так куда же ты хочешь?

– Никуда не хочу. Домой хочу, к детям.

– Так и сидела бы дома.

– Ага, ты бы по Мальорке разгуливал, а я бы дома с детьми сидела.

За столом установилась напряженная тишина. Через три минуты Ксения тяжело вздохнула:

– Как они там, бедные, с бабушкой?

– Чего с ними сделается. Чай, не с чужой бабушкой остались, со своей, – отмахнулся Леня.

– А если она за ними не уследит?

– Уследит.

– А если они чем-нибудь отравятся?

– Не отравятся.

– Откуда ты знаешь?

– Да что с ними может случиться за какую-то неделю?

– Не нравится мне здесь, – настаивала супруга, – и ты тоже хорош, нет бы пошел, поскандалил, добился более просторного номера. Четыре звезды, а номер тесный, полотенца меняют не каждый день.

– Ничего себе ты пироги закидываешь, – возмутился Куприянов, – вы, русские девушки, совсем обнаглели. Раньше слаще морковки ничего не пробовали, а теперь даже Мальорка для вас не фонтан.

– И по телевизору показывают всего один русский канал, – наябедничала Ксения.

– Ты что, сюда приехала телевизор смотреть? – удивился Леня. – Семь дней отдохнем – и назад в Хопер.

– Какой Хопер?

– Так нашу Родину называют.

– Я, между прочим, патриотка.

– Я тоже патриот. Я же не уехать из России хочу, а всего лишь отъехать от нее на безопасное расстояние.

– Какой же ты придурок, – вздохнула супруга.

– Почему же я придурок?! – взвился Леня. – Я привез тебя на Мальорку, мы живем в четырехзвездочном отеле, который выбирала лично ты, я закодировал ся и теперь не пью, я день и ночь думаю, как больше заработать! И я же придурок?

– Придурок, – сладко потянулась жена.

– Почему?!

– Да потому что придурок.

Леня побелел, как Белый дом после капитального ремонта, отшвырнул в сторону стул и под неодобрительный шепоток туристов побежал к шведскому столу. В металлической чаше в окружении кубиков льда нежились и потели бутылки шампанского. Куприянов взял одну из них за скользкий бок, принял позу горниста, и газировка, шипя и пенясь, нехотя потекла в его глотку. Леня закашлялся и понял, что если он сейчас остановится, то ничего страшного не произойдет, несколько капель шампанского не могут вызвать ничего кроме приступа кашля. А кашель уже бил Куприянова не на шутку, норовя перейти в неэстетичную рвоту. Леня зажмурил слезящиеся глаза, поднес ладони ко рту и попытался дышать только носом. Кашель стал понемногу отпускать, и Леня сквозь пелену слез смог различить поднос, где шеренгой вытянулись бокалы. Он выдернул один, два соседних бухнулись на пол.

– К счастью, – прозвучал чей-то женский голос.

Куприянов налил шампанское в бокал и принялся тяжелыми глотками осушать содержимое. Он почувствовал, как волна жара зарождается в области груди и течет вниз по спине до самого копчика, останавливается и поднимается наверх. Вот загорелась шея, вот запылыхало лицо. Дышать становилось все трудней и трудней. Чья-то рука сунула ему другой бокал. Леня хлебнул и обалдел, в нем было какое-то масло.

– Это что?

– Оливковое масло, – незнакомый мужик отставил рюмку с маслом в сторону, – оно затормозит всасывание алкоголя.

– Меня же пронесет.

– И замечательно. И стошнит к тому же.

– Зачем?

– Чтобы ты остался жив, дурашка, – мужчина потащил Леню к туалету на первом этаже, – видел бы ты себя со стороны. Сам весь красный, как закат солнца в пустыне, а пальцы уже синюшные. Это же надо – на вивитроле пить.