Дневник немецкого солдата (Военные будни на Восточном фронте 1941-1943)

Калинин был оставлен 15 декабря. Не может идти речи о том, что его оставляли из стратегических соображений. Необходимость в этом была гораздо более важной. Нам приходилось отступать перед вражеским штурмом. Дивизия, в секторе которой произошел прорыв, тем временем была расформирована. Оставшихся из ее бойцов распределили по другим дивизиям. Отход происходил в установленном порядке, но он означал уничтожение складов обмундирования и продовольствия, хирургического оборудования и другого медицинского имущества. Вывозили раненых.

Замешательство в первые дни отступления, должно быть, было полным. Наша часть три раза в течение одной ночи теряла направление движения. Застрявший транспорт уничтожался, большей частью со всем грузом. У нашего дивизионного узла связи осталось только 25 процентов грузового транспорта. Я снова нашел свою часть 25 декабря, примерно в семидесяти пяти километрах к югу от Калинина. Они заняли там позиции три дня назад. Нужно было удерживать здесь линию обороны.

Противник развивал наступление сибирскими лыжными батальонами и казачьими эскадронами, так что пехота ни при каких обстоятельствах не могла выйти из боя. Но противник не нашел никакого приличного пристанища; мы все сожгли. И все равно 29 декабря наш сектор бомбардировали не только минометы и легкая артиллерия; они подтянули и "катюши".

В то время Франц был на посту в качестве артиллерийского наблюдателя далеко впереди в деревне. Неприятель четырнадцать раз атаковал деревню в ночь на 30-е. Теперь уже было не до сна. У 3. были отморожены ступни. 31-го наш новый командир полка пришел в деревню и сказал: "Ну, парни, стройте себе блиндажи, подтягивайте взрывчатку и окапывайтесь..."

Спустя четверть часа пришел приказ сворачиваться и немедленно присоединиться к части. Когда они прибыли в нашу деревню, еще дальше на семь километров, наши транспортные средства были погружены и все было готово к отправке. Первые дома уже попали под обстрел русских орудий.

Когда мы несколько позднее покинули деревню, вниз сыпались искры. Ночь была красной, колонны двигались по снегу. Стояли большие холода, а воздух был абсолютно неподвижен. Вокруг нас широким кольцом полыхали деревни ужасное и красивое зрелище, захватывающее дух в своем великолепии и одновременно кошмаре.

Своими собственными руками я бросил горящие поленья в сараи и амбары за дорогой. Затем вместе со своим спутником поехал догонять часть.

В ту ночь мы отступили на двадцать три километра, а 1 января еще на двадцать. Ребята нашего разведывательного батальона, прибывшие в шесть часов утром нового года, сказали, что потеряли сорок человек убитыми, после ухода из К. В К. один из трех батальонов полка был распущен для пополнения личного состава двух других. Батальон, к которому я был приписан на время нахождения в К., доукомплектовали 2 октября. Теперь 31 декабря, в нем осталось сто двадцать человек.

В последний день старого года майор Кристоф покинул нас, чтобы принять еще одно отделение. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что, когда он год назад принял над нами командование, это было как облегчение. В месяцы последующих жестоких боев стал средоточием внимания отделения. Чем труднее была ситуация, тем больше вселялась уверенность, что все будет хорошо. Он мог быть суровым, по когда казалось, что дело принимало крутой оборот, его суровость переходила в доброту. У него находилось немного ободряющих слов, он четко ставил задачу каждому; тогда все шло успешно. Он был прирожденным лидером. Он прибыл без предупреждения, его прибытию не предшествовали никакие слухи. Он был везде как дома. При всей жестокой дисциплине, когда его высокая тяжеловесная фигура появлялась на артиллерийской позиции, у всех на сердце становилось легко. Он появлялся на наблюдательном пункте не позднее, чем на второй день. Когда он нас покидал, тяжелые гаубицы пропели ему прощальную серенаду. Он, должно быть, прочитал все уважение, любовь и преданность в глазах своих людей, потому что его любили все.

В 15.00 темно, в 17.00 - глубокая ночь. Когда наш дозор из восьми человек и дозор из соседней роты перемахнули через бруствер траншеи, они быстро затерялись в зыбкой белизне ничейной земли. Лишь тяжело скрипел снег, его скрип едва перекрывался стрекотом очередей наших пулеметов, а они проскальзывали через брешь в проволочном заграждении. На мгновение воцарилась почти полная тишина. На расстоянии тридцати метров бойцы лежали вблизи вражеской траншеи. Нам была видна темная амбразура пулеметного гнезда в том месте, где должны были прорваться дозорные. Мы напряженно ждали развязки.

* * *

Заметил ли что-то противник? Нет? Как долго могут длиться секунды! Потом все вдруг произошло очень быстро: несколько теней промелькнули, рванувшись вперед, быстрое движение, глухой удар в окопе, первая очередь из пистолета-пулемета.