Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941-1943

В 15.00 темно, в 17.00 – глубокая ночь. Когда наш дозор из восьми человек и дозор из соседней роты перемахнули через бруствер траншеи, они быстро затерялись в зыбкой белизне ничейной земли. Лишь тяжело скрипел снег, его скрип едва перекрывался стрекотом очередей наших пулеметов, а они проскальзывали через брешь в проволочном заграждении. На мгновение воцарилась почти полная тишина. На расстоянии тридцати метров бойцы лежали вблизи вражеской траншеи. Нам была видна темная амбразура пулеметного гнезда в том месте, где должны были прорваться дозорные. Мы напряженно ждали развязки.

Заметил ли что-то противник? Нет? Как долго могут длиться секунды! Потом все вдруг произошло очень быстро: несколько теней промелькнули, рванувшись вперед, быстрое движение, глухой удар в окопе, первая очередь из пистолета-пулемета.

Один из наших собственных? Или один из автоматов противника? Это, должно быть, наш, судя по характерному стрекоту.

Слышались глухие разрывы ручных гранат, второй раз прозвучала автоматная очередь, потом один человек вернулся – командир дозора. Он пошатнулся и свалился в окоп: «Огонь! Прикройте их огнем! Они сами со всем справились!»

Но не было необходимости прибегать к тяжелому оружию. Ребята сделали работу самостоятельно. Они и не думали отступать. Точно в соответствии с планом они выполнили свою миссию, половина из них бомбардировала из-за бруствера, другая половина действовала в самой траншее. Противник попытался их отрезать. Из траншей подползали русские, по шесть– восемь человек с каждой стороны. Но разведчики продолжали бросать гранаты, не давая врагу передышки. Они подавили несколько пулеметных огневых точек сосредоточенными взрывами, но вслед за этим потеряли общий обзор системы вражеских траншей. Фельдфебель побежал за ними и вернул их. По пути они швырнули противотанковую мину-тарелку в ближайшее от нашей траншеи пулеметное гнездо. Полная удача: три пулеметные огневые точки и восемнадцать человек – потери противника.

«Освободить траншею! Всем вернуться в свои блиндажи!» – крикнул командир роты. Но прошло еще полчаса, прежде чем противник открыл беспорядочный беспокоящий огонь, но даже и его он прекратил через некоторое время. Иван, должно быть, перенес хороший шок. В то же самое время разведчики другой роты захватили в плен пятерых солдат противника.

Через вход в землянку одни за другим нерешительно вошли люди. Наконец они были снова вместе – весь дозор. Они хотели посмотреть, что стало с командиром разведчиков: «Тяжело ранен?» – «Черт бы их побрал, – скрипучим голосом сказал сержант. – Через четыре недели снова буду в строю; тогда я с ними, гадами, поквитаюсь! Я теперь знаю, где их окоп».

10 января 1943 года. «Шнапс – обязательно, сахар – желательно, вода – как дополнение». На основе освященного веками рецепта, добавив несколько лимонов, мы сварили грог. На гитаре и аккордеоне исполняли музыкальные произведения, которые по линии связи транслировали в другие блиндажи. Впоследствии рота попросила наш ансамбль сыграть на дне рождения.

Мы схватили под мышку инструменты и пошли по освещенной лунным светом траншее.

Как спокойно вдруг стало между двумя островками веселья. Согнутая фигура моего спутника, идущего скользящей походкой по продуваемой ветром траншее, была скрыта за поблескивающим от белого снега высоким частоколом стены. Наши шаги приглушал рыхлый снег, а на проводах и ветвях мороз образовал толстые наледи.

Спокойствие в нашем секторе оставляет горечь во рту: ребятам под Сталинградом приходится тяжело. Утром нас несколько побеспокоили. Иваны оскорбились по поводу дымка, вьющегося из нашей землянки. Гренковиц с сомнением посмотрел на потолок, а Франц, который как раз собрался на утреннюю прогулку, вприпрыжку вернулся обратно, ругаясь. Взрывом его отбросило головой прямо в мусорную яму.

В ходе всего этого мы позабавились небольшой шуткой. Несколько ручных гранат подбросили в землянку врача, который в это время безмятежно читал книгу. Сопутствующий этому шум воспринимался обманчиво натуральным, а почерневшие отметины на свежем снегу выглядели совсем как настоящие.

Сегодня мы говорили о том, что происходило в нас самих, пытаясь прислушаться к своим чувствам. Мы вспоминали многое, особенно события прошлой зимы. Наши выводы были не слишком точны. Чувства уже больше не могут фигурировать в арсенале наших оценок. Мы без колебаний совершаем вещи, мысль о которых нам никогда и в голову не пришла бы. Если когда-либо с нами случилось бы так, что появилась бы возможность уклониться от того, чтобы их совершить, мы восприняли бы это как шутку. А зрелища, которые когда-то так глубоко потрясали нас, теперь мы воспринимаем с философской беспристрастностью.