Дневник немецкого солдата

Я ворочаюсь на койке, не могу заснуть, несмотря на страшную усталость. На душе невыразимая тяжесть. Почему-то вспомнилось, как утешал меня врач со свастикой на белом халате, когда моя маленькая дочь попала в больницу…

— Так вот, фольксгеноссе, — сказал он, — плохи ее дела, а мы, врачи, тоже не волшебники. Готовьтесь к самому худшему. Если ребенку станет лучше, мы тут же дадим знать. Хайль Гитлер!..

Ночами я лежал без сна и все ждал звонка. Я думал, что вот сейчас придет соседка и сообщит о смерти дочери. Через некоторое время девочка все же выздоровела.

…«Сумеют ли Советы все преодолеть?»

Под утро я все же уснул, но вскоре меня разбудил дежурный. Еда не лезла в глотку. Какое счастье, что у меня был кофе. Я мог им подстегивать себя для выполнения своих кровавых обязанностей.

Хорошо, что существует польский комитет. Со временем он окрепнет. Все-таки я что-то сделаю. Перед моими глазами все время стоит лицо человека из комитета — «Патроны!»

Лавина продолжает катиться на Восток. А к нам, назад, непрерывно откатывается поток раненых. Они бросают свое оружие и обмундирование в кучу. Собирать и учитывать все это вменено в обязанность Густаву Рейнике. Густав укладывает патроны в пустые сумки от противогазов. Так легче незаметно вынести их из казармы.

* * *

Доставили двух штатских. Один — бородатый. Второй — подросток. У них есть справки германского вермахта о ранении. Это значит, что они ранены на фронте и перевязаны немецким военным санитаром. Эти двое — русские. У мужчины — глубокая рана на правом плече.

— Товарищ?! — тихо произнес я, обрабатывая рану.

Услышав слово «товарищ», человек рассказал, как все случилось.

К одному из советских дотов невозможно было подступиться. Было принято решение взорвать его. Но каждого, кто пытался приблизиться к доту, настигала пуля снайпера. Командование решило собрать несколько местных жителей и заставить их поднести к доту взрывчатку. Согнали старых и молодых, женщин и детей, выстроили в колонну, по узкой тропинке погнали к доту. Советские солдаты не стали стрелять в своих. Но на пути оказался заминированный стог сена. Кто-то наступил на мину — раздался оглушительный взрыв. Взрывчатка, которую несли русские, тоже взорвалась. Мужчину и подростка доставили в госпиталь.

У подростка обожжены руки, обгорела голова. Он был укутан в одеяло, скрепленное на груди куском проволоки. Мальчика положили в палату в здании бывшей школы.

* * *

Легкораненые немецкие солдаты настроены очень весело. Это называется «здоровый фронтовой дух». Солдаты рады, что попали в госпиталь и хоть на время избавились от опасности. Они не прочь проваляться в госпитале, пока их часть не доберется до Москвы, Перми или Уфы. Они привыкли к стремительному маршу по Балканам, Франции, Польше, по Дании и Норвегии. Они уверены, что война против Советского Союза будет действительно молниеносной.

Находятся и такие, которым кажется, что без них дело не пойдет. Такие торопят с выпиской.

Многие признают, что Красная Армия дерется упорно. Один полковник, танкист (он потерял во Франции руку и, несмотря на протез, пожелал участвовать в Восточной кампании — здесь он потерял вторую руку), вчера сказал соседям по палате:

— Господа, наконец мы столкнулись с достойным противником. В наших планах это явный просчет.

Некоторые, из молодых, закричали:

— Он потерял обе руки и теперь на все смотрит мрачно! Подождите, месяца через два никто о России и вспоминать не будет. И слова-то такого не будет!

Это работа офицеров пропаганды. Поистине семена упали на благодатную почву!

Но те, что постарше, стали задумываться. Все больше встречаешь офицеров и солдат, которые считают поход в Россию ошибкой. Высказывают это они осторожно, намеками. Но каждый час нашей жизни подтверждает их правоту. Мы, санитары, чувствуем весь ужас совершившегося по увеличивающемуся притоку раненых.

Нет ни одной свободной минуты, работаем день и ночь. Правда, мы с Рейнике, как унтер-офицеры, ухитряемся время от времени уходить из казармы. В фотоателье мы ходим с сумкой из-под противогаза, набитой патронами. Туда же мы отнесли несколько ручных гранат и пистолетов. Старый доктор каждый раз благодарит нас от имени комитета. От доктора мы узнали, что раненый рабочий, член комитета, поправился.

* * *

Днем, во время страшной суматохи, когда распределяли по койкам очередную партию раненых, примчался дежурный.

— Господин унтер-офицер! Внизу вас спрашивает какая-то женщина. Проводить ее к вам или вы сами спуститесь?

— Я спущусь сам, чтобы тебе не выписывать пропуск.

Кто бы это мог быть?

У ворот стояла Ольга.

Я испугался: не выдаст ли она себя чем-нибудь в присутствии дежурного. Но она заговорила по-деловому, как с абсолютно незнакомым человеком.

— Господин унтер-офицер, вчера вы забыли в отделе расквартирования какую-то бумажку. Я живу здесь поблизости. Решила прихватить ее. Вот она, пожалуйста.

С этими словами Ольга передала мне сложенный листок бумаги. Я поблагодарил ее с кислой миной на лице и поспешил уйти. В записке было написано: «Прошу срочно достать для доктора наркотики. Умоляю помочь. Ольга».