Дневник немецкого солдата

В одном месте мы увидели жуткую картину. Это было на просеке, где совсем недавно шел бой. Там полно немецких танков. Нетрудно представить себе, что здесь произошло. Головной танк нарвался на засаду, был обстрелян с высотки и уничтожен еще до того, как вышел на открытое место. Второй танк загорелся от прямого попадания снаряда. Третий, четвертый и пятый разбиты, взорваны и сожжены. Танки уничтожались по мере подхода к высотке. Такое впечатление, будто они намеренно шли на убой.

Из кабины грузовика, медленно едущего за мной следом, выглянул унтер-офицер Гревер:

— Взгляни-ка, Карл, мы одержали еще одну победу, как в восемнадцатом году на Сомме. Сколько добра тут валяется. А не учитывают, что его не так уж много у нас осталось. Двадцать четыре бронированных сейфа похоронено здесь.

— Ты что, сосчитал?

— Да. Двадцать четыре наших и шестнадцать Иванов.

— Осторожно! — закричал я шоферу. — Объезжай воронку справа и не сходи с дороги. В кювете — мины. Мне что-то не хочется в рай.

* * *

Вблизи Молодечно с высоты, где стоит огромная казарма, я оглядел местность: кругом лес. Вершины деревьев отливают синевой. Кое-где поднимаются дымки. Вдали виднеется церковь с широким куполом.

У подножия высоты проходит дорога на Вильнюс. Противоположное направление обозначено табличкой с римской цифрой десять. Через Молодечно дорога ведет в Уллу.

Все здания на высоте заняты воинскими частями, радиостанциями и тылами. Несколько подальше находится склад трофейного имущества. Там стоят автомобили, полевые кухни, мотоциклы, грузовики, орудия. Рядом в огромном здании расположился эвакогоспиталь.

Изредка средь бела дня появляются самолеты: разведчики и бомбардировщики. Они пролетают довольно низко, сбрасывают несколько бомб и исчезают. Вдогонку им стреляют зенитные орудия.

Прилетали санитарные самолеты за ранеными. Часть раненых по разбитой дороге через лесное болото отправлена на север. Днем и ночью рабочие батальоны разминируют дороги и тропинки. То и дело доносится грохот взрывов. Необученные солдаты не умеют обращаться с миноискателями и подрываются на минах.

На дороге, ведущей на Уллу, оживление. Прибыла новая дивизия, большей частью в пешем строю.

В эвакогоспиталь теперь поступают солдаты с потертыми ногами. Они лежат вповалку на соломенных подстилках.

К госпиталю на легковых машинах подкатывают командиры частей, чтобы уточнить количество больных из числа своих подчиненных и род заболевания. В некоторых частях почти половина солдат натерла себе ноги.

Иногда слышится злой голос:

— Гениальная идея фюрера — отправить нас в Россию пешком. При этом забыли, что нужно выдать сапоги.

Как-то я сопровождал по госпиталю какого-то старого полковника. Он остановился возле солдат, лежащих на соломе, и спросил их, из какой они части. Потом начал орать на них:

— Нечего сказать — гвардейцы! Натерли себе ноги, как молодые зайцы на снегу. Наверно, великолепно чувствуете себя, когда смазывают ваши вонючие конечности. Валяетесь тут и глазеете в потолок, как бараны.

Одного он спросил зло:

— Знаете, что мы делали в первую мировую войну?

— Никак нет, господин полковник!

— Мы стыдились. И в госпиталь не ложились.

— Так точно, господин полковник.

* * *

Санитары снова не успевают обслуживать всех раненых. Заставляем помогать нам пленных советских солдат. Они чистят картошку, овощи, носят воду для полевых кухонь и ездят на грузовиках как сопровождающие. Некоторых назначили даже санитарами. И тем не менее мы не справляемся. Я получил приказ привезти из лагеря новых пленных. Лагерь расположен поблизости, в корпусах какой-то фабрики.

Во дворе фабрики, примерно на уровне второго этажа, высится небольшое здание на сваях. Оттуда весь лагерь виден как на ладони. В ямах, выстланных листьями и соломой, лежат пленные. Это больные. Большинство ям пустует: утром пленных выгоняют на работу — разбирать дзоты и разрушенные дома, складывать или грузить дрова.

В здании на сваях сидит немецкий лейтенант. Он комендант лагеря. Я обратился к нему с просьбой выделить для госпиталя дополнительно еще шесть человек, достаточно крепких и хоть немного владеющих немецким языком. Лейтенант на это ответил:

— Приходите вечером, когда все вернутся с работы. Кстати, вам известно, что вы несете личную ответственность, если кто-нибудь из них сбежит? Кроме того, пленным запрещено выдавать продовольствие, то есть выделять пайки. Кормить только отбросами. Пленным запрещено общаться как со штатскими, так и с солдатами. В случае смерти пленного вы должны подать рапорт и получить у нас замену.

— Слушаюсь, господин лейтенант. Но если их не кормить, они подохнут с голоду на такой работе, — попытался я возразить.

Лейтенанта это не смутило:

— В таком случае придете за новыми. Этого добра у нас хватает. Важно все оформить, как положено.

Так вот, значит, как выглядит на практике применение Женевской конвенции, о которой нам говорили в Эльсе на политзанятиях. Пленным предоставляют возможность умирать голодной смертью.

* * *