Дневник немецкого солдата

— Взрывчатка у меня есть. Нужно выбрать подходящий момент и знать, конечно, технику подрывного дела.

Мы молча пошли дальше. Издалека приближался поезд. Маленькие окна домов, стоявших на откосе, были затемнены. Кругом тихо, как на кладбище.

Мы снова остановились, и Дворский недоверчиво спросил:

— У тебя действительно есть взрывчатка?

Мы внимательно разглядывали путепровод. Я ответил:

— У меня есть четыре заряда и двести метров кабеля. Если мы взорвем обе средние арки и одну опору — это будет такое повреждение, которое не устранить и в несколько недель.

— Но самому тебе не следует подрывать, во всяком случае, не в одиночку. Нужно заранее обеспечить полное алиби.

Всю дорогу мы обсуждали план взрыва моста.

* * *

Сегодня рано утром у витрины нашего вещевого склада остановился какой-то мужчина. Он заглядывал в помещение. Это был Дворский. Увидев меня, он зашел и заговорил, закрыв рот и щеку рукой:

— Доброе утро. Простите, вы не знаете здесь поблизости зубного врача?

У меня на мгновение замерло сердце. Что случилось? Я хотел выйти на улицу и показать ему дорогу к зубному врачу. Но Дворский объяснил, что он знает, где живет этот зубной врач. К сожалению, у него сегодня неприемный день, и он ищет другого. У Дворского, видимо, сильно болели зубы, потому что он то и дело хватался за левую щеку.

Я объяснил ему, что в городе нет другого зубного врача для штатских, и спросил Штюкендаля;

— У нас есть что-нибудь болеутоляющее?

— Нет, сейчас сбегаю.

— Спасибо, только скажи сестре или санитару, что это для меня.

Штюкендаль моментально исчез.

Когда мы остались одни, Дворский сказал быстро и взволнованно:

— Карл, взрывчатка срочно нужна для других целей. Отправим в Словакию. Там собирают товарищей, рабочих и крестьян, в армию сопротивления. Им это нужнее. А путепровод взрывать не следует. Так считают старшие товарищи.

Он замолчал на минуту, а затем продолжал:

— Сегодня в семнадцать часов к тебе зайдет солдат, и ты передашь ему взрывчатку. Он представится как работник госпиталя военно-воздушных сил. Потребует, чтобы ты предъявил инструкцию о сдаче оружия ранеными. Запомни: «Фельдфебель Бюргер». Он назовет это имя как пароль. Я получил задание срочно сообщить тебе это. В моем распоряжении еще три часа. Вечером буду отрабатывать. Между прочим, измерительный прибор опять привели в негодность. Дефект в аппарате они искали три дня. Наш человек проделал все очень ловко.

Через стекло витрины мы увидели, как возвращается, прихрамывая, Штюкендаль. Дворский опустился на стул. Я успел сунуть ему в карман два яйца, сваренных вкрутую.

Штюкендаль растворил одну таблетку в воде и дал выпить это Дворскому, который покорно проглотил лекарство. Он преувеличенно вежливо поблагодарил, несколько раз поклонился, сказал на прощание «Сервус» и вышел из скорняжной.

Штюкендаль спросил меня:

— Ты его знаешь? Он тапер. Я его как-то видел в пивной на рыночной площади, он весь вечер играл. Австриец или чех.

— Может быть, с ним стоит поговорить. Он кое-что соображает насчет политики. Да, кстати, я тебя отпускаю сегодня в пятнадцать часов. А то мне надо завтра уйти пораньше, — сказал я Штюкендалю.

В обеденный перерыв я пошел к Хольфельду за взрывчаткой. Оказалось, что Франц в командировке. Его ждали ночью.

Я одолжил у жены Хольфельда велосипед и отправился в главный госпиталь к Бауманну. Бауманна я спросил прямо:

— Отто, сколько у тебя винтовок?

— Примерно восемнадцать, может быть, двадцать…

— А пистолетов?

— Четыре. Остальные ты отдал несколько дней назад. Спроси у товарищей, что делать с винтовками? Их стало слишком много, некуда прятать.

— Да, и у меня такое же положение, — ответил я. — У тебя случайно нет взрывчатки?

— Есть три заряда. Их лучше бросить в реку. Они такой страшной силы, что весь госпиталь может взлететь на воздух.

— Отто, дай мне эту взрывчатку.

— Ты что, решил пользоваться ею вместо спичек для раскуривания своей трубки?

— Сегодня за ними придут. Они срочно нужны.

— Ладно, дам. Путепровод?

— Пока нет.

Спустя четверть часа я возвращался из Эберсбаха в Георгсвальде. К багажнику велосипеда был привязан мешок с зарядами страшной силы.

В пятнадцать часов Штюкендаль кончил работу. Я занялся своими приходно-расходными списками, точно проверил, сходятся ли все цифры с наличным имуществом. В шестнадцать я закрыл склад, чтобы никто не вздумал менять обмундирование, и начал освобождать огромный ящик с бельем. Он стоял тут же за прилавком. В дни, когда солдаты приходили менять белье, они бросали в этот ящик грязное. Я стал сортировать белье: рубашки к рубашкам, носки к носкам, подворотнички, кальсоны. Пересчитал все и сунул в мешок. К мешку привязал бумажку с указанием, сколько белья в нем находится, — для прачечной. Завтра — банный день. Затем вымыл руки дезинфекционным средством и сделал несколько заметок в своем блокноте.

Покончив со всем, я сел писать домой письмо. Меня тревожило, что каждую ночь на Берлин совершались воздушные налеты.

Часов в семнадцать я снова открыл дверь, чтобы тот, кого я ждал, мог не стучать.