И самая большая глупость, совершенная мной, за все время после Конца это то, что я открыла дверь. В коридоре было темно, но он оказался наполнен страшными звуками. Я оказалась снаружи как раз во время затишья стрельбы, огромная тень практически полностью загораживала мне обзор, она молниеносно кинулась на кого-то и я услышала женский крик полный боли, а затем мужские и все вновь утонуло в звуках пальбы. Я включила фонарь, чтобы лучше разобраться в ситуации. Люди заметили меня, равно как и непонятное нечто. В небольшой кружок света попала огромная голова с зеленоватыми пластинами между массивных, крючкообразных рогов, что спускались вниз, как бы прикрывая морду. Все от рогов до челюсти было покрыто толстой светлой щетиной. Монстр раззявил окровавленную пасть и из нее вырвался страшный вой, от которого у меня заложило уши. Вместе с воем я увидела острые мелкие зубы как у акулы в несколько рядов.
Один человек накинулся сверху на страшное создание и попытался прострелить его бронированную черепушку. Зверь взвыл и вышел из ореола света. Второй мужчина побежал в мою сторону и затолкнул внутрь квартиры, прорычав, чтоб не вылезала.
Затем я вновь услышала, как взвыл монстр и тяжелый удар о пол.
Спустя несколько минут в мою квартиру ввалились двое мужчин. Оба в длинных темных плащах.
Мы еще долго слышали вой и скрежет челюстей тех странных чудовищ.
Сейчас уже проступают первые лучи солнца. Мы больше не смыкали глаз. Он представился Дмитрием. Его брат серьезно ранен и мы оба уверены, что до вечера он не протянет. Он зовет брата Станиславом, а ту женщину, что погибла Авелиной. Она была женой раненого Станислава. Больше он со мной не разговаривал. Дмитрий всю ночь просидел рядом с братом и они о чем-то тихо разговаривали. Теперь его брат затих, он больше не может произносить слова. Дмитрий странно смотрит на меня. И от этого мне страшно.
Запись 7
Пару часов назад, когда солнце было в зените и нещадно пекло даже сквозь закрытые шторы, скончался Станислав. Перед смертью его сильно лихорадило, и он пребывал в горячем бреду. Жаль, воды у нас не было, чтобы хоть как-то облегчить его страдания. Он побледнел, щеки впали, а под глазами образовались огромные синяки. Его то знобило, то кидало в жар. Он покрывался потом и все кричал, слепо шаря вокруг руками в поисках жены. Станислав вцепился в брата и умолял сберечь Авелину. Дмитрий ничего не говорил, просто сильно стиснув челюсти, ловил последние минуты жизни родного брата. Мне было тяжело смотреть на это, но я была рядом и прикладывала к лбу умирающего свою ледяную ладонь — единственная польза от меня в этой ситуации. После того, как Станислав израсходовал свои последние силы, он мог только слабо сипеть на ухо Дмитрию. Лицо у того лишь ожесточилось. Брат схватил его за руку и протяжно застонал, затем последовал долгий выдох. Последний. И все кончилось.
На Дмитрия было жалко смотреть, он старался сдерживаться, но тщетно. Я вышла из комнаты, чтобы не смущать его и услышала, как он беспомощно зарыдал. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, но отчего-то я не могла этого сделать и просто сидела в соседней комнате и слушала звуки его душевной боли.
После всего Дмитрий, не проронив ни слова, с опухшими глазами прошел в спальню и стянул с кровати толстое покрывало и так же, не издавая ни звука, прошел мимо меня. Затем я услышала возню в гостиной и хлопок входной двери. Когда я вышла туда, то квартира была уже пуста.
Куда он унес тело брата, я не знаю. Его нет уже больше двух часов. И мне кажется, что Дмитрий уже не придет.
Мне снова одиноко. После того как я видела выживших, от этого еще больнее.
Запись 8
Он вернулся. Мрачный и раздраженный. Тогда, когда я уже отчаялась и собиралась запирать дверь на ночь. От него неприятно пахло гарью и палениной. Дмитрий все так же молчал. Он с остервенением сорвал с себя одежду, оставшись только в штанах и ботинках. Сел на диван, стиснув темноволосую голову между своих ладоней, перепачканных запекшийся кровью и грязью.
Я подала ему целую банку тушенки, на которую он долго смотрел с недоверием и будто боялся открыть. Ел он быстро, не особо разжевывая. Дмитрий был очень голоден. А я тихо про себя радовалась, что не осталась одна.
Когда он доел, то стал расспрашивать меня о том, кто я и почему ничего не помню. Я отвечала максимально честно. Хотя, возможно не стоило, ведь его взгляд сделался еще более настороженным.