Дневник одного тела

Переливание оказалось долгой историей. Кровь капает медленно, усыпляюще. Мое воскресение наступит не сразу. Даже лучшему из нас на это дело понадобилось три дня. В полусонной голове вертятся всякие глупости, мозг вяло играет сам с собой. На память приходит слово «миелобласт». Я думал, что «бласт» — это ударная волна. Нет, это смертоносные клетки, бласты, миелобласты… На книжных полках — полчища тараканов… Они смазывают крылышки книжной кровью и выставляют антенны… Видишь, видишь? Это бласты…

* * *

86 лет, 9 месяцев, 15 дней

Воскресенье, 25 июля 2010 года

Мне вспоминается фраза того музыканта, мимолетного ухажера Лизон, он вусмерть накачивался наркотиками, и Мона как-то попросила его описать «в подробностях», что он чувствует после дозы героина. Тот долго думал, а потом нежным голоском (я никогда не встречал парня, настолько чуждого всякой агрессивности) ответил: После дозы? Ах, все сразу становится ясно и понятно! Как будто сам Господь Бог держит тебя на руках и баюкает. Так вот переливание крови производит на меня точно такое же действие. Я как новорожденный на руках у Господа Бога! Как иначе описать этот приток жизненных сил в бескровное тело? Самое настоящее воскресение. И все как-то… не знаю… невинно, все ново. Не ожидал такого эффекта, ну да мы и рождения своего не ожидаем! Сказать «улучшение» — это ничего не сказать. Улучшение… Они говорят: после переливания вам станет лучше, но я не «лучше» себя чувствую, я заново родился! Живой, ясно мыслящий, уверенный в себе, мудрый — вот каким я себя чувствую! На руках у Господа Бога. С которых мне все же хочется слезть, чтобы взобраться по лестнице к себе в спальню. Что я снова стал делать со вчерашнего вечера. Наша спальня, мой кабинет, мои тетради… Надо еще позаниматься бумагомарательством, написать заметки для Лизон. Потому что в последние дни у меня не было сил и двух слов связать. Только сделал кое-какие пометки. А теперь — воскресение! Скажем честно, на двадцать лет я, конечно, себя не чувствую. Тех двадцати лет уже нет, а вместе с ними ушли в небытие и шестьдесят следующих. Нет, я воскрес таким, каким и был, сегодняшним, восьмидесятишестилетним, и все же я — как новенький. Исцеление без долгого выздоровления, без нового привыкания к жизни. В общем, допинг. Доза.

* * *

86 лет, 9 месяцев, 16 дней

Понедельник, 26 июля 2010 года

До самого конца мы остаемся детьми нашего тела. Растерянными детьми.

* * *

86 лет, 9 месяцев, 19 дней

Четверг, 29 июля 2010

Сегодня утром, когда я брился, разглядывая в зеркале торчащее ухо, которое мне так и не удалось исправить и о котором я упоминаю здесь впервые, откуда-то из детства всплыл смешной эпизод. Я пожаловался на ухо папе. Он спросил, что в нем меня не устраивает. Оно не такое, как другое! И что же в нем такого необычного по сравнению с другим? Этот ответ меня и рассмешил. А потом папа принялся рассуждать о симметрии: Природа терпеть не может симметрии, мой мальчик, она никогда не допускает этой вкусовой ошибки. Ты был бы поражен невыразительностью абсолютно симметричного лица, если бы, конечно, тебе такое встретилось! И тут в разговор вступила Виолетт, которая, слушая нас, ставила цветы в вазу на камине: Ты что, хочешь быть похожим на камин? На этот раз рассмеялся папа. Свистящим смехом, какой был у него в последние недели жизни… Ему оставалось жить столько, сколько сегодня остается мне.

* * *

86 лет, 9 месяцев, 21 день

Суббота, 31 июля 2010 года

В ресторане, где мы отмечаем мое воскресение, я поздравляю Фредерика с удачным выбором донора: Кровь свеженькая, как молодое вино! Он переглядывается с Лизон. Мы с Моной улавливаем мысль, что кроется в молчании этих двух любящих умниц: пусть порадуется, это ведь ненадолго, действие переливания скоро кончится.

* * *

86 лет, 9 месяцев, 22 дня

Воскресенье, 1 августа 2010 года