Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.

Впереди березовый, довольно редкий лес, а дальше между деревьями виднеется озеро, лежащее в самой средине леса, — его чистые воды манят нас купаться. На южном берегу озера маленький холмик, а на нем палатка вице- короля. Экипажи и повозки принца, генералов и других офицеров рассеяны по лесу; офицеры и солдаты отдыхают группами, прислонившись к деревьям или вытянувшись во всю длину на земле. Некоторые заняты приготовлением супа и огней; дальше образовался кружок мирно беседующих. Другие, наконец, отправляются или возвращаются с фуражировки. Многие заняты стиркой белья на берегу озера, между тем как некоторые по нужде или для удовольствия охотятся за дичью. По временам в лагере начинается движение: это прибыл адъютант или какой-нибудь солдат, покинувший битву под стенами Смоленска. Все окружают прибывшего, спешат узнать новости, а пушки между тем продолжают грохотать. Эти картины несколько оживляют однообразие предшествующих переходов.

Вдруг нам сообщают о прибытии бригады легкой итальянской кавалерии, с которой мы давно расстались и которую мы оставили в Сураже. Суматоха идет во всем лагере. Все кидаются навстречу товарищам, обнимаются, целуются, как будто не видались целые годы. Все наперебой рассказывают про подвиги, про опасности, которым подвергались. Радуются полученным наградам; обойденные утешаются мыслью, что мы не замедлим вступить в дело под Смоленском, а это, без сомнения, даст им возможность получить отличие. Радостные егеря с удовольствием выслушивают похвалы и с гордостью показывают свои шрамы и ордена. Они делятся с товарищами хлебом, мясом, водкой, в которых давно уже чувствуется недостаток.

Вечером на радостях зажигают костры; материал для них поставляет нам лес, в котором мы расположились.

ГЛАВА VIII Смоленск

Перед Смоленском, 18 августа. Сегодня утром мы получили приказ выступить и расположиться на небольшой возвышенности близ поместья Новый Двор (немного меньше полумили от Смоленска); мы стали лагерем в лесу, через который идет большая дорога.

Вице-король отправился в Смоленск, чтобы получить приказания от императора, оставив свою армию построенной колоннами, фронтом назад. Приходящие из Смоленска рассказывают нам, что все солдаты заняты тушением пожара в городе, но нет возможности его прекратить.

Смоленск, 19 августа. В 2 часа пополудни отдан приказ идти в Красный, где мы соединяемся с дивизией Пино. Дивизия Домбровского, бывшая с тех пор с нами, ушла от нас, чтобы заменить в Рогачеве корпус Латур-Мобура, который должен присоединиться к армии.

Единственными свидетелями нашего вступления в опустошенный Смоленск являются дымящиеся развалины домов и лежащие вперемешку трупы своих и врагов, которые засыпают в общей яме.

В особенно мрачном и ужасном виде предстала перед нами внутренность этого несчастного города. Ни разу, с самого начала военных действий, мы еще не видали таких картин; мы ими глубоко потрясены. При звуках военной музыки, с гордым и в то же время нахмуренным видом, проходим мы среди этих развалин, где валяются только несчастные русские раненые, покрытые кровью и грязью. Наши уже подобраны, но сколько трупов, должно быть, скрыто под этими дымящимися грудами! Сколько людей сгорело и задохлось!

На порогах еще уцелевших домов ждут группы раненых, умоляя о помощи. Подбирают наиболее пострадавших и переносят их на руках. Я видел повозки, наполненные оторванными частями тела; их везли зарывать отдельно от тел, которым они принадлежали! Город кажется покинутым. Немногие оставшиеся жители укрылись в церквах, где они, полные ужаса, ждут дальнейшей своей участи. На улицах встречаем в живых только французских или союзных солдат, уже водворившихся в городе. Они отправляются шарить по улицам, надеясь отыскать что-нибудь, пощаженное огнем.

Потушенный теперь пожар истребил половину зданий: базар, магазины, большую часть домов, так что почти ничего нельзя найти... Что касается военной добычи, то она сводится к нескольким плохим железным пушкам.

И вот среди этих груд пепла и трупов мы готовимся провести ночь с 19-го на 20-е.

Близ Смоленска, 20 августа. Сегодня утром, с зарей, мы получили приказ перейти реку и приречную часть города, чтобы занять позицию на возвышенности, с той стороны, в соседстве с монастырем, налево от С.-Петербургской дороги. В этот короткий переход мы могли дать себе отчет в огромном опустошении, причиненном пожаром. В нижней части города, которая почти целиком состояла из больших деревянных домов, остались только груды обломков. Жалко возвышаются среди них почерневшие от пламени стены каменных домов.

Позиция, которую мы занимаем, кажется нам очень сильной, и мы спрашиваем себя, как могло случиться, что русские не защищали ее лучше. Не было ли это единственным средством задержать наше движение, загородить нам Московскую и Петербургскую дороги и тревожить нас, пока мы остаемся в городе?