Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.

Тем временем Евгений, видя, что Милорадович хотел ему преградить дорогу, поставил королевскую гвардию в центре, вторую дивизию — слева, первую — справа от дороги, а дивизию Пино — позади, в резерве. Оторванные от отрядов солдаты и багаж укрылись в маленьком лесу, расположенном позади правого крыла дивизии Пино. Многочисленная русская кавалерия двинулась вперед и начала битву. Дивизии, построенные в каре, ее оттеснили, и русские, не решаясь атаковать вновь, открывают артиллерийский огонь. На него мы можем отвечать только медленно и слабо, ввиду бедности запасов, которыми мы располагаем.

Принц Евгений, утомленный столькими бесполезными жертвами, посылает королевскую гвардию атаковать правый фланг русских; но дивизия эта, слишком слабая, чтобы оперировать против линии войск, не медлит принести себя в жертву под ужасный огонь картечи. Новый отряд неприятельской кавалерии выступает в дело, и, хотя наши храбрецы, сильно разреженные пулями, с великим хладнокровием опять выстроились в каре, но все-таки вынуждены отступить.

Пользуясь тем, что слева королевская гвардия осталась, таким образом, без прикрытия, русские драгуны пытаются атаковать ее. Но довольно плохо принятые, они не возобновляют своей попытки.

Направо первая дивизия получает приказание атаковать левый фланг русских, стоящий в лесу. Вначале этот маневр как будто удается, но вскоре же, под натиском новых масс неприятеля, под гибельным орудийным огнем, наши принуждены вернуться на старое место, чтоб не быть окруженными. Подполковник дель Фанте, в сопровождении двухсот волонтеров, бросается по приказанию принца вперед, вдоль большой дороги, чтоб догнать первую дивизию и прикрыть ее отступление. Смелый итальянец, под градом пуль и картечи, почти уже выполнил с горстью бесстрашных солдат полученное приказание, когда вдруг две тяжкие раны свалили его на землю. Де Виль-Бланш видя, что дель Фанте, весь залитый кровью, пробует подняться, подает ему руку и старается помочь ему доползти до леса, где находились отсталые и где можно было оказать ему помощь. Но в этот момент снаряд настигает смелого дель Фанте, разбивает ему плечи и обезглавливает де Виль-Бланша[27].

Но что сказать еще о трогательных мольбах, просьбах, раздирающих душу прощальных словах наших несчастных раненых? Мы покидаем их залитыми кровью, от которой алел снег. Какие муки и какая агония! У старого велита, который был моим товарищем со времени вступления в этот корпус, ядром сломано ребро. Звали его Виньяли. Я отдал бы свою жизнь за его спасение, но не было ни повозки, никого, кто захотел бы помочь мне перенести этого несчастного. Каждое движение, которое я делал, чтоб помочь ему подняться, вызывало у него ужасные судороги. «Нет — сказал он мне, — я не могу более двигаться, окажите мне милость, и пусть ружейный выстрел докончит начатое, или заколите меня вашей саблей, чтобы я умер сразу». Все мои усилия помочь ему оказались тщетными, и в конце концов я должен был предоставить его злосчастной судьбе, ставшей уделом многих наших товарищей. Глаза мои закрываются при этом воспоминании, мне кажется, что я еще слышу его грустные жалобы, его раздирающий сердце голос.

Вице-король соединил свои войска. «Не остается других средств, — сказал он, — как проложить себе дорогу остриями наших сабель. Тишина и порядок! Следуйте примеру королевской гвардии, которую веду я!»

Забили все барабаны, которыми управлял сержант Костальди, и вслед затем первым выступил пикет велитов, с ним шел полковник Клиский, поляк, говорящий по- русски. Колонны следовали за ними. Ночь развернула уже над полем сечи свой густой покров. Мы шли без шума, с большой осторожностью; мы проходили по полям, по оврагам, по волнообразной местности, покрытой снегом, оставляя слева от себя левый фланг боевой линии русских, минуя их огни и их посты. Первая же неосторожность могла погубить эти уцелевшие после боя силы. Ночь благоприятствовала нам, но луна, скрывавшаяся до последнего момента за густым облаком, вдруг вышла, чтоб осветить наше бегство. Скоро русский голос нарушил эту таинственную тишину, приказывая нам остановиться и закричал: «Кто идет?» Мы все остановились, только полковник Клиский отделился от авангарда, подбежал к часовому и сказал ему тихо, по-русски: «Молчи, несчастный; разве ты не видишь, что мы из корпуса Уварова и назначены в секретную экспедицию?» Часовой больше не сказал ничего.