Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год

17 марта. Утром в Комитете и Министерстве, где я председательствовал в Комитете по петровско-разумовскому делу. Обедал у гр. Нессельроде. Вечером в Михайловском театре, куда никто не ездит слушать Levasseur, благодаря назначенным им высоким ценам. Всего занято было пять лож. Видел Тымовского, который говорит, что сегодня послано в Варшаву известие о назначении Велопольского директором de l'instruction publique et des cultes[78]. У Нессельроде после обеда имел длинный разговор с Тимашевым, который dans les mecontents[79] и говорит, что скоро оставит службу. По его мнению, статьи в «Колокол» пересылаются Головниным. Pour rester au service a present, – говорил он, – il i'aut un devouement personnel sans limites. Je l'avais pour l'empereur Nicolas. Je ne l'ai pas pour l'empereur Alexandre. Pour les principes, oui, pour la personne, non.

L'empereur se fait illusion sur ce qui se passe. Il est despote au fond de l'ame. Il m'a dit lui meme qu'on lui passerait sur le corps plutot que d'obtenir capitulation, et cependant nous у marchons[80]. Последнего не вижу. В академических ведомостях и других газетах теперь печатается ряд бездарнейших статей по крестьянскому делу.

18 марта. Утром в Комитете. Обедал в Английском клубе. Обед годовой in fiocchi[81]. Speech'и герцога Монтебелло, лорда Нэпира, гр. Орлова-Давыдова, Толстого. Ничего особого. Веригин (ex-моряк) также сказал спич, в котором пригласил к более усердной подписке на памятник А.С. Пушкину. Музыка проиграла туш; не расслышавши тоста, слушатели закричали «ура!», и никто не подписался. Кн. Долгоруков сказал мне, что на место Муханова назначен в Царство Польское директором комиссии внутренних дел ген.-м. Гецевич.

19 марта. Утром у обедни. Затем целый день дома, за работой для министра государственных имуществ во исполнение данного ему обещания написать очерк хозяйственного устройства государственных крестьян по части наделов и повинностей.

20 марта. Утром в Комитете. Вечером заходил к гр. Блудову. Остальное время дня за работой. Читал 2-й выпуск материалов по крестьянскому делу, печатаемых в Берлине. В них много фактов умышленно искажено, наприм., весь эпизод о Шувалове и Паскевиче. Этот 2-й выпуск имеет решительно милютинский оттенок.

21 марта. Утром заседание Комитета. Вечером дома.

22 марта. Утром в Комитете и в Министерстве, где было заседание Петровско-Разумовского комитета. Обедал у Карамзина. Потом заезжал в заседание Политико-экономического комитета, где присутствовал вел. кн. ген.−адмирал и были гр. Муравьев-Амурский, Литке, Милютин (товарищ военного министра), Игнатьев junior[82] и другие notamlites[83].

Все они довольно бодро переносили скуку слушания произносимых речей о колонизации штрафных и нештрафных, о Нов. Голландии, Ван-Диемене, Амуре и пр. и nip. Вечером заезжал ко мне кн. Урусов (ген.−ад.), отправляемый в Варшаву, чтобы предварить меня о разговоре на мой счет с кн. Горчаковым. Предметом разговора было отправление меня самого в Варшаву. «Gorischakoff est tres frappe de cette idee»[84]. Этого недоставало.

23 марта. Утром в Комитете. Вечером у вел. кн. Елены Павловны. Видел вел. кн. Марию Николаевну. Она стареет скорее сестры своей Ольги. Кн. Долгоруков и кн. Суворов по-прежнему font les petits coeurs aupres d'elle[85].

24 марта. Утром в Комитете. Дома. Сплин.

25 марта. Утром у обедни. Обедал в клубе. Меж людей грустно.

26 марта. Утром получил известие о рождении внучки Марии. Да благословит ее Бог на поприще жизни. Был у Вяземских утром и вечером. Был у обедни и в Казанском соборе. Сюда приехал варшавский Муханов.

27 марта. Муханов был у государя и, говорят, принят очень хорошо. Он рисуется жертвою не только нынешних событий, но и вообще горчаковской администрации. Впрочем, он отчасти, конечно, не один и не главный виновный. Между тем его приезд сюда и его рассказы не принесут пользы. Он не может не смотреть на вещи и не говорить односторонне.

Коцебу уволен, т. е. фактически, от должности начальника штаба, на его место назначен Крыжановский, начальник артиллерийского училища, под именем помощника.

Утром в Комитете. Вечером у гр. Блудова.

28 марта. Заседание Комитета. По словам Муравьева, из Варшавы получены известия о новых беспорядках. На сей раз будто бы убитых 10-ть со стороны поляков и 5-ть со стороны войск. Еще за два дня пред сим у нас находили, что все в Варшаве идет ладно и радовались закрытию Агрономического общества, не замечая, что это именно <……>

(Из Литвы и Вильно также сведения о разных манифестациях. Заволакивается наш горизонт.

Сегодня в Комитете гр. Блудов не только цитировал, но почти пропел среди заседания стихи Беранже: Plaignez moi, mes amis; j'ai deja cinquante ans…[86] или нечто в этом роде.

29 марта. Тосканское двустишие. Guelfa non sono ne Ghibellm m'appello. A chi mi paga bene fa di capella[87].