Читаем Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год полностью

Вечером дома.

25 сентября. В Университете беспорядки увеличиваются. Сегодня толпа в несколько сот человек студентов, с сотнею студентов Медико-хирургической академии и несколько офицеров (!?), найдя университетские аудитории закрытыми, отправилась через Невский проспект в Колокольный переулок, где живет новый попечитель, ген. Филипсон, шумела, кричала, осыпала бранью гр. Шувалова и обер-полициймейстера, весьма нецеремонно обошлась с вышедшим к ней попечителем и вместе с ним возвратилась в Университет, где на дворе произносились речи и явно организовалось университетское восстание. Собрали два взвода жандармов, послали за пехотой, наконец, ген.−губернатор убедил толпу разойтись. Таким образом, и в Петербурге состоялась первая уличная манифестация. Выходя из Государственного совета (который сегодня возобновил свои заседания), Краббе сказал мне: «Через Рубикон перешли»{30}.

5 октября. Пробел с 25-го сентября не имею времени пополнить. Я был болен и теперь еще не совсем оправился. С 1-го числа в городе. Университетское дело еще не кончилось. Путятин ниже всякой критики. Наш Gouvernement provisoire, по распоряжению вел. князя, усиленный ген. Муравьевым, Чевкиным. кн. Горчаковым, гон-губернатором и командиром гвардейского корпуса ген. Плаутиным, также не отличается ясностью взгляда и решительностью действий.

Получил сегодня из Ливадии мою записку по крестьянскому делу. Она, по-видимому, произвела надлежащее впечатление. Из отметок государя видно, что он доволен. Кн. Долгоруков пишет, que le memoir с a ete tres goute[143].

Утром работал, потом ходил. Обедал у вел. кн. Екатерины Михайловны. Вечером на музыкальном вечере у кн. Кочубей.

Моя мысль о приобретении органа прессы для правительства, по-видимому, осуществляется. На днях имел переговоры с Павловым. Его газета «Наше время» может сделаться «une feuille inspiree»[144].

6 октября. Утром у Вяземских. Заходил в Михайловский дворец, чтобы отдать для вел. кн. Екатерины Михайловны мою фотографическую карточку. Вечером разбирал бумаги и работал.

7 октября. Утром в Министерстве. Потом у вел. кн. Михаила Николаевича в заседании Совета, где продолжались суждения об университетском деле. О продолжении курсов на указанных начальством основаниях поступило до 600 прошений. Предполагается открыть курсы на будущей неделе. Вечером получил из Ливадии свои две записки об общем положении дел в империи и о преобразовании быта духовенства. С содержанием последней государь вполне согласился. По содержанию первой государь настаивает в разных отметках на неприкосновенности самодержавия. За обе благодарит. Кн. Долгоруков пишет, что государь ими весьма доволен.

8 октября. Утром у обедни. Был у митрополита Жилинского. Вечером у вел. князя. Решено открыть курсы Университета в среду, 11-го числа.

Из Варшавы плохие вести. Ген. Герштенцвейг лишил себя жизни. Гр. Ламберт болен и просит увольнения. Говорят, будто бы велено возвращающемуся из-за границы ген. Сухозанету остановиться в Варшаве. Говорят также, что имеют в виду ген. Лидерса для командования тамошними войсками{31}.

Были у меня Ламанский и Сивков. С первым я желал объясниться о положении наших финансовых дел вообще, с последним – по предмету проекта его и Яблочкова о поземельном банке.

9 октября. В Государственном совете. Потом 2 часа убито в Департаменте экономии, где Бахтин, Чевкин и под конец Княжевич толкли воду по делу об Обществе взаимного страхования домов в С.-Петербурге. Вечером работал.

10 октября. В Комитете министров. Вечером был у меня Грейг. Разные доклады.

Вел. кн. Михаил Николаевич имеет в виду, по словам Грейга, основанным на словах гр. Шувалова, говорить с государем по его возвращении в том смысле, в каком я писал. Шувалов намерен сделать то же. Из слов гр. Строганова, изъявившего желание со мною переговорить до приезда е. величества, я заключаю то же самое.

Герштенцвейг еще не умер. Он всадил себе в голову две пули. Одну вынули, другую нет. Его отец также застрелился. Сын всегда имел при себе отцовский пистолет и взял его в Варшаву.

Ген. Зеленый вытребован по телеграфу навстречу государю. Говорят, что его прочат в виленские ген.−губернаторы.

11 октября. Утром дома. Был у меня виленский губернский предводитель Домейко. Он откровенно выражает желание Литвы возвратиться к status quo ante 1831. Но что Литва? Дворянство? Или весь край? Был также нижегородский губернский предводитель Стремоухое. Предложил ему кандидатство в губернаторы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Охотники на людей: как мы поймали Пабло Эскобара
Охотники на людей: как мы поймали Пабло Эскобара

Жестокий Медельинский картель колумбийского наркобарона Пабло Эскобара был ответственен за незаконный оборот тонн кокаина в Северную Америку и Европу в 1980-х и 1990-х годах. Страна превратилась в зону боевых действий, когда его киллеры безжалостно убили тысячи людей, чтобы гарантировать, что он останется правящим вором в Колумбии. Имея миллиарды личных доходов, Пабло Эскобар подкупил политиков и законодателей и стал героем для более бедных сообществ, построив дома и спортивные центры. Он был почти неприкосновенен, несмотря на усилия колумбийской национальной полиции по привлечению его к ответственности.Но Эскобар также был одним из самых разыскиваемых преступников в Америке, и Управление по борьбе с наркотиками создало рабочую группу, чтобы положить конец террору Эскобара. В нее вошли агенты Стив Мёрфи и Хавьер Ф. Пенья. В течение восемнадцати месяцев, с июля 1992 года по декабрь 1993 года, Стив и Хавьер выполняли свое задание, оказавшись под прицелом киллеров, нацеленных на них, за награду в размере 300 000 долларов, которую Эскобар назначил за каждого из агентов.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Стив Мёрфи , Хавьер Ф. Пенья

Документальная литература