Дневникъ паломника

Такъ по крайней мр поступилъ я. Б. — тотъ привыкъ въ германскимъ постелямъ; свернулся калачикомъ и заснулъ безъ малйшаго затрудненія.

Мы соснули часика два, а затмъ отправились на станцію обдать. Повидимому желзнодорожные буфеты въ германскихъ городахъ также охотно посщаются обитателями города, какъ и прозжимъ народомъ. Горожане собираются въ нихъ какъ въ ресторанахъ. Обденная зала кёльнской станціи была переполнена кёльнцами.

Тутъ были представители всхъ сословій, но преимущественно солдаты. Всякіе солдаты: армейскіе и гвардейскіе, толстые и тонкіе, старые и молодые. Напротивъ насъ четверо молодыхъ солдатъ пили пиво. Я въ первый разъ видлъ такихъ молодыхъ солдатъ. Ни одному изъ нихъ нельзя было дать боле двнадцати лтъ, хотя можетъ быть имъ было и по тринадцати, — а глядли они такъ храбро, будто сейчасъ готовы штурмовать батарею — только прикажи! Они сидли за столомъ, и чокались кружками съ пивомъ; и толковали о военныхъ длахъ, и всякій разъ вытягивались и важно отдавали честь, когда какой-нибудь офицеръ проходилъ по зал.

И возни же имъ было съ этой честью! Офицеры то и дло проходили по зал, и всякій разъ вс эти воинственные даки и питухи вскакивали и отдавали честь и стояли на вытяжку пока офицеръ не скроется за дверью.

Мн просто жаль стало одного молодого солдата, который тщетно пытался състь тарелку супа неподалеку отъ насъ. Только поднесетъ ложку ко рту — показывается офицеръ, и ложка, тарелка, супъ забыты, и бдняга взвивается отдавая честь. Глупому малому ни разу не пришло въ голову спрятаться подъ столъ и тамъ дость свой супъ.

Когда мы кончили обдъ, оставалось еще полчаса до отхода позда и Б. предложилъ сходить посмотрть соборъ. У Б. есть одна слабость — церкви. Не можетъ пройти мимо церковныхъ дверей. Идемъ, напримръ, по улиц, подъ ручку, и ведемъ какъ нельзя боле дльный, даже душеспасительный разговоръ, какъ вдругъ я замчаю, что Б. становится молчаливъ и разсянъ.

Я знаю, что это значитъ: онъ увидлъ церковь. Я длаю видъ, что ничего не замчаю, и тащу его дальше. Но онъ упирается, упирается, и наконецъ останавливается.

— Полно, полно, — говорю, — соберитесь съ духомъ и будьте мужчиной. Не думайте объ этомъ. Скажите себ: — не поддамся ни за что. Идемте, сейчасъ мы завернемъ за уголъ, и вы больше не увидите ее. Ну же, возьмите мою руку, и побжимъ бгомъ.

Онъ нершительно длаетъ два-три шага и снова останавливается.

— Нтъ, дружище, — говоритъ онъ съ такой горькой улыбкой, что самое каменное сердце содрогнется отъ жалости. — Не могу. Я слишкомъ привыкъ къ этому. Теперь ужь не отвыкнешь. Зайдите пока въ ресторанъ; я сейчасъ вернусь къ вамъ. Не горюйте обо мн; не стоитъ.

И онъ уходитъ нетвердыми шагами, а я съ досадой направляюсь въ первое попавшееся кафе, и сидя за рюмкой абсента или коньяку благодарю Провидніе за то, что съ молоду умлъ обуздать свое почтеніе къ храмамъ.

Немного погодя онъ является и садится рядомъ со мной.

Въ глазахъ его свтится дикое, нездоровое возбужденіе; онъ старается скрыть сознаніе своего проступка подъ личиной натянутой веселости.

— Какая прекрасная напрестольная пелена, — шепчетъ онъ мн съ энтузіазмомъ, который только усиливаетъ мое состраданіе, такъ какъ свидтельствуетъ о его неизлчимости.

— А рака! — просто поэма! Я въ жизнь свою не видалъ такого великолпнаго саркофага!

Я молчу, такъ какъ говорить въ данную минуту было бы безполезно. Но вечеромъ, когда мы остаемся одни въ нашихъ кроватяхъ, и все вокругъ насъ погружается въ тишину, какой можно ожидать въ отел, гд постоянно прізжаютъ и отъзжаютъ путешественники съ громоздкимъ багажомъ, — я обращаюсь къ нему съ кроткимъ упрекомъ. Дабы не впадать въ тонъ проповдника, я напираю на практическую сторону вопроса.

— Какъ же мы ухитримся постить т мста — говорю я, — которыя намъ дйствительно нужно постить — кафе, театры, концерты, увеселительные сады, танцклассы — если будемъ тратить драгоцнное время на бготню по церквямъ и соборамъ?

Онъ потрясенъ и общаетъ исправиться. Со слезами въ голос, онъ клянется, что никогда больше не заглянетъ въ церковь. Но на слдующее утро, при первомъ искушеніи, его добрыя намренія разлетаются и повторяется старая исторія. Не стоитъ сердиться на него: онъ и самъ не радъ — да не можетъ ничего подлать.

Не зная, до какихъ размровъ доходитъ его слабость къ церквямъ, я ничего не выразилъ противъ проекта осмотрть Кельнскій соборъ, и мы отправились. Б. уже видлъ его и знаетъ его исторію. По его словамъ соборъ начали строить въ половин ХІІІ-го столтія и кончили только десять лтъ тому назадъ. По моему, архитекторъ копался слишкомъ долго. Можно бы поторопиться постройкой.

Б. увряетъ также, что башни Кёльнскаго собора — высочайшія въ свт. Я отрицаю это и вообще охуждаю эти башни. Б. горячо защищаетъ ихъ. Онъ говоритъ, что это самыя высокія постройки въ Европ, за исключеніемъ Эйфелевой башни.

— О, пустяки! — говорю я — въ Европ много зданій выше этихъ — не говорю уже объ Азіи и Америк.