Дневник пани Ганки (Дневник любви)

Станислав большой знаток в вопросах масонства. Может часами разговаривать об этом с отцом. Я не раз прислушивалась к их разговорам. Пожалуй, было бы ужасно, если бы в мире царили масоны. Как говорит Станислав, почти все выдающиеся личности в Польше и за границей принадлежат к масонству. Не понимаю только одного: если уж они такие мощные и не гнушаются даже убийствами из-за угла, то почему же до сих пор не сумели избавиться от всех своих врагов, и не только таких незначительных, как, скажем, Станислав, но и таких, как Гитлер и Муссолини.

Что касается Польши, то она действительно в невыгодном положении, потому что вынуждена выбирать между большевиками, гитлеровцами или масонами. С кем тут можно дружить? С каким облегчением я вздохнула бы, если бы Яцек стал министром иностранных дел. С его головой он наверняка справился бы со всеми проблемами. Хотя, с другой стороны, всю эту историю с мисс Норман можно бы уладить куда лучше, чем это делает он.

Наверное, надо будет завтра позвонить Мостовичу, чтобы провести с ним новый военный совет. С повязкой на лбу я выгляжу довольно мило. Она немного напоминает серебристую шапочку.

Вторник

Сегодня впервые встала с постели. Собственно говоря, ничто меня уже не беспокоит, но так приятно быть на правах больной. Тетя Магдалена дохнуть на меня боится. У нее действительно доброе сердце. Поскольку Яцек был сегодня целый день занят, мы с ней несколько часов разговаривали. Она впервые рассказала мне, почему осталась старой панной. Вот никогда бы не подумала, чтобы она могла такое пережить, именно она. Есть все-таки на свете прочные чувства. Тетя Магдалена уверяет, что и теперь любит его так же пылко, как и тогда.

Ей было в то время едва восемнадцать лет. Родители ее умерли, поэтому, закончив обучение в пансионате, она поехала к своей старшей сестре, пани Сулигво. Супруги Сулигво жили в своем имении в Западном Полесье. У них было уже двое сыновей. (Я знаю их обоих. Один служит в военном флоте, а второй занимает высокую должность в промышленности Силезии). Тогда ребятам было около десяти или двенадцати лет. Пан Сулигво, намного старше жены, был полностью поглощен хозяйством и не уделял никакого внимания воспитанию детей. К мальчикам приставили гувернера и учителя в одном лице, пана Анзельма. Кроме этих пяти обитателей и еще немногочисленной прислуги, в большом мрачном доме не было никого.

Вскоре после приезда тетя Магдалена заметила, что отношения между ее сестрой Анелей и учителем далеко не те, которых мог бы желать хозяин дома. Но он, казалось, ничего не замечал.

Соседей у них почти не было. Но даже и те знакомые, живущие в радиусе пятнадцати-двадцати километров, избегали имения Сулигво. Там всегда царила гнетущая тишина. Хозяин, освобождаясь от дел, запирался в библиотеке. Мальчики кроме уроков проводили время в тихих развлечениях, в которые никого не посвящали. Анеля сновала по дому бесшумно, словно тень. Тогда она еще была хороша собой. (Я ведь познакомилась с ней, уже когда она была парализованной старушкой. Был ли между ней и паном Анзельмом роман, тетя Магдалена до сих пор не знает. Но думает, что нет. Это была какая-то болезненная, ненормальная любовь, которая неизбежно должна была возникнуть в том захолустье.

— Может, теперь, — сказала тетя Магдалена, — когда я знаю свет и многих людей, я бы смотрела на пана Анзельма совсем другими глазами. И все же в одном я уверена: равнодушно бы не прошла мимо него, так как это был человек необыкновенный. Ему тогда едва минуло тридцать, а знал он столько всякого, что просто чудо. Окончил два факультета, объездил многие страны. Широта его интересов свидетельствовала о недюжинном уме и несомненной интеллигентности. Но при всем том он был совершенно не приспособлен к жизни. В таком возрасте и с таким образованием он томился в той глуши нищенски оплачиваемым гувернером, кое-как выполнял свои обязанности, собирал разные растения, зная название каждого из них, но собирал беспорядочно и, в конце концов, выбрасывал их на помойку. И так было во всем. Единственное его развлечение, если это можно назвать развлечением, составляли несколько ежедневных партий в шахматы с паном Сулигво. Он всегда выигрывал. Вечерами, когда все ложились спать, пан Анзельм оставался в малой гостиной с Анелей. Он читал ей стихи или играл на стареньком фортепиано, им самим настроенном. О чем они говорили и говорили ли вообще, я не знаю. Анеля уходила к себе слишком поздно. Я каждый раз слышала, как под ее ногами скрипел пол в коридоре.

— А вы никогда не спрашивали у тетушки Анели, что их связывает?

Тетя Магдалена покачала головой.

— Нет. Сначала это меня нисколько не интересовало. Я впервые в жизни радовалась полной свободе. Делала себе, что хотела. Никто не обращал на меня внимания. Да и, наконец, мы с Анелей никогда не были в близких отношениях. Нас разделяла разница в возрасте, характерах, условиях, в которых мы воспитывались. Однажды я встретила п. Анзельма в отдаленной аллее заброшенного парка. Мы разговаривали часа два. С этого все и началось. Была осень…