– Да не важно, Ромек. Я не имею права требовать никаких объяснений. Признаюсь, мне было несколько жаль, потому что… Видишь, у меня даже твой коньяк есть… Но странно от кого-то требовать, дабы он предпочел мое общество вместо кого-то более милого.
Он попытался улыбнуться:
– Клинок твоего сарказма, Ганечка, не может меня ранить, поскольку я прекрасно знаю: ты ни на миг не можешь серьезно относиться к тому, о чем говоришь.
– Правда? – удивилась я. – Но я вовсе не утверждаю, что твоя приязнь с мисс Норманн была чем-то слишком уж серьезным.
– Там нет речи ни о какой приязни.
– Да все равно, как ты назовешь это. Скажем так:
– Тем более нет.
Я улыбнулась примирительно:
– Давай оставим эту тему. Она тебя раздражает, а с моей стороны совершенно неправильно вмешиваться в подобные вещи. Меня просто заинтересовало это дело, потому…
– Боже милостивый! Тут нет никакого дела. Я познакомился с этой дамой, и время от времени мы ходим на лыжные прогулки.
– Охотно верю, Ромек. Хотя она говорила о тебе несколько иначе.
– За то, что кто-то обо мне говорит, невозможно нести ответственность.
– Ох, что за крепкое слово, – рассмеялась я, – «ответственность»! Полагаю, мисс Норманн не обрадовало бы, что ты так резко и отчаянно отпираешься от нее, словно от злого духа. Лично мне кажется, она действительно очаровательная и очень красивая дама. Также я знаю еще одно: она очень богата. И не было бы странно, если бы молодой человек в твоем возрасте заинтересовался бы такой женщиной.
– И правда. Ничего бы странного в том не было. Но я ею не интересуюсь. Я не создан для флирта. И ты сама прекрасно знаешь, почему так.
– Я?.. Понятия не имею.
Он, опустив глаза, сказал:
– Даже если бы я тебе никогда этого не говорил, ты должна была бы знать.
Как раз принесли кофе, и мы вынужденно прервали разговор. Когда горничная вышла, я промолвила:
– Мне известно, о чем ты хочешь сказать. Утверждаешь, будто любишь меня. Я долго об этом думала. И знаешь, к какой мысли пришла?.. Что те чувства, которые ты ко мне питаешь, ни в коей мере нельзя назвать любовью.
На губах его появилась ироническая улыбка:
– Нельзя?..
Я убежденно ответила:
– Решительно нет.
– Тогда как ты назовешь это? Как назовешь то, что меня не тянет ни к одной из женщин, что думаю я только о тебе, что каждый час моей жизни наполнен тобой? Как ты такое назовешь?
Я пожала плечами:
– Не знаю. В любом случае я не назову любовью то, что совершенно абстрактно, то, что невозможно реализовать. Ты меня избегаешь. Избегаешь постоянно.
– Я избегаю тебя с того времени, как убедился, что ты выбрала другого.
– Но, мой дорогой! Ты ведь не думаешь, что между мужчиной и женщиной неизбежно возникает связь исключительно на всю жизнь и что в финале они лягут в общую могилу?! Отчего, например, мы не могли бы оставаться друзьями? Отчего не могли бы видеться, иметь возможность обмениваться мыслями, улыбками, печалями и радостями?.. Ведь существуют тысячи форм и оттенков чувства, тысячи родов симпатии. Отчего, например, ты считаешь приятным и возможным общаться с мисс Норманн и невозможным – со мной?
– Это очень просто. Она для меня персона совершенно чужая.
– Ах, значит, так? Значит, так. То есть людей, к которым мы испытываем самые теплые чувства, мы всячески должны избегать?..
– Да, – кивнул он. – Если мы не можем получить их, лучше избегать этих людей и не ранить себе…
– …себе сердца, – закончила я не без издевки.
Он закусил губу:
– Это и правда настолько смешно?
– О нет, – возразила я. – Это абсолютно не смешно. Это возмутительно. Я возмущена самой мыслью, что ты лишаешь меня своего общества ради каких-то иллюзий разума. Ты и правда не замечаешь отсутствия логики в своих размышлениях? Значит, если тебе кто-то предлагает телячью отбивную, ты вскакиваешь и убегаешь, поскольку можешь принять только целого теленка? С копытами и хвостом? И никак не меньше?
– Это сравнение неуместно. – Он нахмурился.
– Отнюдь нет. Я вижу тут определенную аналогию. Мне хочется одаривать тебя приязнью, сердечностью. Я тебя даже поцеловала, что, должна признать, не доставило мне дурных ощущений. А ты согласен пожертвовать мне немного времени исключительно на условиях «вместе до гроба» – а то и до Последнего суда. Подумай, не раздражает ли это. Конечно, я верю тебе, что мисс Норманн не представляет для тебя никакой особенной ценности. И охотно в это верю. Но протестую против того, что ты меня бойкотируешь.
Он тряхнул головой:
– Ты не желаешь меня понять, Ганечка.
– Тогда объясни, – взяла я его за руку.
– Не сумею. Как видно, мы никогда не сможем понять друг друга.
– И снова – «никогда»! Объясни мне. Ведь раньше мы разговаривали часами и ты не жаловался на отсутствие интеллекта с моей стороны. Может, и сейчас нам удастся найти общий язык.
Он поднял на меня глаза, полные печали, – и промолчал. Я стояла рядом с ним и начала кончиками пальцев водить по его волосам. Думала, он отдернется, но он лишь сказал:
– Прошу. Не делай так.