Дневник Пита (СИ)

На допросах я узнал куда больше, чем эти капитолийские ублюдки вытянули из меня. Вся ирония в том, что им известно многое из того, о чем я слышал впервые. Они говорили, что Китнисс разрушила арену и улетела на планолете. Они говорили, что Китнисс в 13-м. Чушь какая, его же не существует. Они хотели сказать в 12-м? Но судя по их словам 12-го больше нет. Меня оплетают ложью? Мозг не желает воспринимать столько невероятной информации. Все кажется бредом. Но в камере в долгие часы перед пытками я начинаю складывать кусочки мозаики в своем воспаленном мозгу. Почему меня не убили на арене, почему Капитолий мучает меня? Был заговор, и Китнисс, несомненно, в него посвящена. Возможно, даже, что она являлась ключевой фигурой. Почему Бити послал ее с мотком проводов? На ней лежала миссия взорвать арену. Наверняка сейчас восстания по всей стране. А я так же как и большинство игроков были брошены там, как пушечное мясо. Вот идиот, а я-то верил, что нужен ей, верил, что мы заодно. И она не сказала мне ни слова, она по-прежнему не считает меня достойным доверия. А я все равно ее люблю. И защищаю. Больше мне некого защищать. Все, кто был мне дорог, погибли. Кроме нее. На шоу Фликермана меня привели, всверлив мне в мозг заученные под действием наркотиков слова. Теперь Капитолий пытается сделать меня в глазах народа своим приспешником. Да, ему, несомненно, нужен трибут-предатель, который встанет на сторону «мира» и прекращения восстания. Для меня это единственная связь с Китнисс, возможность сказать ей что-то важное в случае необходимости. Поэтому даже без наркотиков я говорю все, что они просят. А еще я оправдываю Китнисс, говорю, что она жертва заговорщиков. А сам себе тихо шепчу внутри: «Как ты могла, Китнисс?».

Не верю ей, но радуюсь, что она далеко от Капитолия, радуюсь, что здесь я наконец-то могу ее защитить. Своими словами. И защищаю, когда в надежде, что это не успеют вырезать из эфира, говорю: «…а ты в 13-м к утру будешь мертва».

После сделанного, я тайно начал мечтать, что меня убьют. Избили меня, конечно, сильнее чем обычно, но я с разочарованием чувствовал, что все еще жив. На какое-то время обо мне забывают. Несколько дней я отлеживаюсь в своей камере, с болью делая каждый вдох. Иногда тихонько разговариваю с Джоанной, которая сидит в соседней камере. Но после небольшого затишья начинается самое страшное. Воображение Капитолия в вопросах пытки поистине безгранично: прежде чем убить меня физически, было решено лишить меня души. Наши предки, верившие в ад, вздрогнули бы. Нет более изощренного дьявола, чем сам человек.

От сеансов промывки мозгов в голове остались лишь кусочки воспоминаний, как стеклянные осколки. Стоит лишь неосторожно тронуть их, как руки тут же оказываются в крови. Но я довольно подробно помню второй сеанс. Тогда и только тогда во мне еще были силы сопротивляться этой худшей из пыток, когда почти физически ощущаешь, как твои мозги вытаскивают и перебирают. Я боролся до последнего. В первый раз я был слишком не готов, к тому, что ждало меня. Я едва не лишился рассудка, провалившись в какое-то небытие. Потом я слышал, как они говорили: «Немного снизьте ему дозу. Нам не нужен некачественный результат». А в последующие уже с трудом отличал сон от реальности. Сплошные осколки, острые, кровавые осколки…

Вот что было на втором сеансе.

- Вкалывайте ему осиный яд.

- Неет! – кричу я. Ужас перехватывает дыхание. Бледно-желтая жидкость исчезает из шприца и копошится в моей руке. Как это подло, лишить меня всякой возможности защищаться. Прошло пару минут. Яд обостряет все органы чувств, и тогда я с омерзением ощущаю свое тело, грязное, липкое от пота и засохшей крови. Пальцы сильно дрожат. Как быстро действует чертов яд! Сегодня побоев не было, меня ждут активные психологические пытки.

– Нет! Нет! Пустите меня, ублюдки! – я пугаюсь звука собственного голоса. Он какой-то омерзительно хриплый, похожий на рык зверя. Может я и есть зверь? Увидеть бы свое отражение. В бессмысленной ярости я начинаю метаться в металлических оковах, сдавливающих руки, ноги, живот и шею. Затем ярость сменяется слабостью. В глазах мутнеет. Я все еще пытаюсь бороться. Но выхода нет и надежды нет. Эта мысль все крепче захватывает мозг.

- Не бойся, Пит, - говорит мне незнакомец в белом халате. Его лицо непроницаемо официально. Кожа смуглая, белая борода выстрижена в виде 2-х идеальных квадратов. – Мы просто поговорим. Я твой друг.

Голос его мягок, но надменен.