Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948

Несмотря на то что во Франции их батальон не успели в достаточной мере обучить и экипировать для выполнения задач по обороне железнодорожных путей, их послали в бой против батальонов танков. Не успев понять, что происходит, и оправиться от первого шока, эти два ветерана Первой мировой войны увидели, что батальон смят, а сами они находятся среди русских. Поэтому этих двоих оказалось довольно легко убедить присоединиться к антифашистской группе лагеря № 27.

* * *

Митинг, посвященный созданию комитета, был назначен на 12 или 13 июля. Несмотря на это, никто из нас до конца не знал, какой именно будет политическая платформа комитета, которую озвучат на публике. Коммунисты привезли с собой из Москвы предложение-проект, но его слова и лозунги больше подошли бы для митинга солдатского комитета компартии, нежели для Национального комитета свободной Германии. Те из офицеров, кто не считал себя коммунистом, в резкой форме отвергли этот проект. После ожесточенных споров между коммунистами и офицерами-некоммунистами наконец был согласован окончательный текст. В результате споров было решено сделать акцент на стремлении сохранить национальную целостность, которой угрожает гибельная политика и стратегия Гитлера. В качестве авторитетов ссылались на имена Штейна, Клаузевица и Йорка. Был озвучен страстный призыв сохранить армию, избежать нового Веймара и оставить все лозунги классовой войны, которые не касались изобличения и наказания военных преступников.

Довольно любопытным был тот факт, что русские продемонстрировали лучшее понимание этих требований, чем немецкие коммунисты из числа эмигрантов. В своем большинстве последние демонстрировали удивительное отсутствие понимания общего положения в Германии. В частности, в том, что касалось подлинной силы немецких подпольных рабочих партий, они находились во власти самых розовых иллюзий. Я лично читал заявление Димитрова, где говорилось, что гражданская война в Испании продемонстрировала неспособность армий фашистских государств вести широкомасштабные боевые действия. Якобы тогда солдаты этих армий выступили бы с оружием в руках против угнетателей и эксплуататоров в собственных странах. Такое предвзятое мнение основывалось на ложной концепции, популярной среди русских, о якобы сложившихся в немецкой армии отношениях между солдатами и офицерами. Эмигранты сильно недооценивали те значительные изменения, что произошли в общественной жизни Германии после 1918 и 1933 годов. Они не сознавали, что Третий рейх довольно много перенял от социализма, что молодые офицеры проходили обучение не в закрытых учебных заведениях, а в школах немецкой молодежи и гитлерюгенде, а то, о чем так много говорили и что называлось классовой солидарностью трудящихся, в значительной мере было утрачено. Таким образом, в своих суждениях эти люди сами стали жертвами своей же пропаганды. Вместо того чтобы заниматься анализом фактов, как это делали их выдающиеся предшественники, они погрязли в прожектерстве и догматизме, искренне полагая, что подходят к фактам с марксистской точки зрения.

Именно поэтому участникам собраний пленных немецких офицеров в Оранках было забавно наблюдать за Ульбрихтом, который в манере старых ораторов-парламентаристов со своим саксонским акцентом начинал жонглировать общими фразами о Тиссене, Понзгене и Цангене, а также обо всех остальных «цепных псах монополистического капитализма». Он не мог себе представить, что даже при самом лояльном к нему отношении офицеры не смогли бы осознать, что он имел в виду под этой зажигательной фразой: для этого нужно было обладать знаниями в области марксизма, чем могли похвастать очень немногие. К тому же «беженцы» не могли понять, что у большинства немцев любое упоминание о Веймарской республике вызывает лишь негативную реакцию. Для большинства из них Веймар был символом слабости, общества без целей и смысла, без сил и краеугольных камней. И поэтому оно справедливо пришло к своему позорному, бесславному концу.

13 июля 1943 г.

Национальный комитет был наконец создан. Вчера и сегодня от трехсот до четырехсот человек собирались в здании Красногорского Совета, украшенного черными, белыми и красными флагами. Коммунисты-эмигранты из Москвы, члены антифашистского комитета, выбранные из военнопленных-слушателей школы антифашизма^{36}, «делегации» из лагерей для военнопленных, русские «повивальные бабки» комитета — профессор Арнольд, подполковник Янсон (руководитель антифашистской школы), майор Штерн и некоторые другие офицеры, избранные в политбюро, — здесь были все. Кроме того, там присутствовало некоторое количество симпатизирующих лиц из лагеря № 27, остатки той первой группы офицеров, которая столь позорно предпочла дать задний ход. Теперь их «усилили» за счет полковника фон Хоовена, офицера связи при штабе 6-й армии, полковника Штейдле, члена организации католического действия, и майора фон Франкенберга, одного из самых опытных пилотов Германии, специалистов по полетам «по приборам».