Читаем Дневник погоды (дисторшны) полностью

(Ася пренебрегает существованием сэра Енота, дочь неустанно боится его, а сын с ним, кажется, в сговоре (и это могло бы объяснить пропажу той тетради с двойкой по математике). (Но вообще мы, конечно, зациклены о млекопитающих – а как же комары, волнушки, лишайники, как же луковицах на подоконником? Как же рептилоиды? (Вчера опять споткнулся об ровном месте, почти упал; дисторшн, так нлдугбд.)) Сэр Енот не помогает бороться с искажением, не вносит вклада в реконкисту Земли – он просто даёт повод всё отрицать. Зовут ли Карандаш и Самоделкин, пишет ли Дядюшка Ау, требует ли чего-то Илон бы Маск – всегдад отвечаешь «нет» (у тебя сэр Енот и вроде поход к ветеринару). А потом сидишь одиноком межд кухни, ругаешь дзгом (и людей (за нечуткость.))


В шахматы бы ни о чём сыграть, да всё дверью скрипит, и WD-40 опять дорожает.))


18.11, +2 °C, дождь, ветер (С) 9 м/с, атм. давл. 750 мм рт. ст., восх. 9:00, закат 16:26.


Полностью вступила в своим правам непогода: барическая депрессия в районе Финляндии и сильный северо-восточный циклон стремительно меняют обстановкой над Балтийском море; растёт уровень воды у Аландских островов, нагонная волна движется по заливу – и уже через несколько часов достигнет Ст. Петербурга. Время встречать стихию, готовить дамбу; а вдруг откажут затворы?

(Неужели совсем не страшно?)


Вроде бы тебе противозаказана ленинградская осеннь (островки на линии жизни говорят о склонности к бронхиту), но ты всё равно скачешь Дуремаром по лужам, бродишь межд мелким, вермишельным каким-то дождём, ищешь прилежно подд слоисто-слоистыми тучами некий трамбл димбл иц. Ох, видели бы мы, что появляется за теми слоями по ночам [горько плачущие сёстры Плеяды, зловещий глаз быка Альдебаран] – не жаловались бы на обложную облачность ноября! Вообще ни на что бы не жаловались, если б знали грядущее: какие перегородки сломает, какие плотины снесёт, какие шлюзы распахнёт навсегдад; какие азатоты и йог-сототы повзойдут вместо вечерней зари над замершим в ужасе миром.


20.11, +3 °C, пасмурно, ветер (ЮЗ) 3 м/с, атм. давл. 743 мм рт. ст., восх. 9:05, закат 16:22.


Некий самодельный молодой человек, блеющий бодрым ходором через жизнь бизнесмен купил студию по возле дремучего Кудрова. В новом доме, пятнадцать квадратов, двадцать второвый последний этаж; взял ипотеком – и затосковал. Каждым вечером распахивал в настежь окна, смотрел через темноту, ждал восточного ветра. Мечтал, как привлетит для к нему Мэри Поппинс. Вот так же и мы постоянно смотрим в окошки.


И что бы там видно?


А ничего. Одна серо-белая муть, водяная взвесь, очередной адвективный туман. Тягостное балтийское предзиммье. Уж какие тут звёзды, какие птицы, какие женщины с зонтиками. Лучше бы и вообще отвернуться, уйти в запотёмки квартиры, сделать вечером хоть кое-что-нибудь полезное в области гигиены быта и дизайна повседневных трудов. Пыль на полках протереть? Ванную вымыть? Мусор вынести? Оллодо эфт! (Что-то будет с нами в грядущем декабре, как мы проживём сквозь него? Ответь мне, телепатическая луковица, пока не стало слишком холодно и поздно, пока не впала в спячку моя шишковидная железа.)


23.11, -1 °C, пасмурно, ветер (ЮЗ) 2 м/с, атм. давл. 759 мм рт. ст., восх. 9:12, закат 16:16.


Дети любят гулять и готовы гулять даже сквозь такие мрачные хладные погоды и гуляют [мы вместе гуляем] – но странно исказились в последнее время маршруты наших прогулок. Блуждаем вроде бы по всей безбожной Лахте: качели – замечательно, турники – великолепно, но топчик и просто побегать в сквере, попрыгать межд лужами во дворам. Только в прекрасный парк, раскинувшийся рядом с домом, дети идти отказываются. – Почему не идёте, раньше же ходили, так ведь в парком красиво? – Там недавно чудовище поселилось, горгулья. – Глупости, не существует никакой-то бы горгульи, вашеклассники же гуляют и не боятся. – Нашеклассники все малоразумные, а горгулья существует, иначе кто листву на газонах посъел; листья лежали, горгулья ими питалась, теперь будет питаться детьми и мелкими собачонками. – Чепуха ведь нибудь. – А кудам тогда листья делись?


(Что же, пришла, видимо, пора рассказать о процессах гниения некогда живой плоти, о посмертном распаде любых ттт тел, о медленном необратимом превращении красных жёлтых зелёных листьев в чёрную склизь и в ничто. Уж после этогом дети точно не будут бояться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее