Дневник похода Тимура в Индию

В понедельник первого числа месяца раби' ал-авваля[148] Шайх Нураддин и Аллахдад прибыли в крепость для получения выкупа за пощаду [населения]. Но так как начальствующие в крепости лица проявили лицемерие и двуличие при взимании этого выкупа, а среди них было много гебров, заблудших людей и мятежных, то огонь [царственного] гнева запылал особенно сильно. Последовал высочайший приказ, чтобы все войска вступили внутрь крепости и подожгли все здания. Население крепости, принадлежавшее к гебрам, само предало огню своих жен, детей и свое имущество. Люди же, считавшие себя /92/ мусульманами, отрезали головы [своим] женам и детям, как баранам. Оба эти народа [гебры и мусульмане], соединившись, приготовились к отчаянной битве. Все [осажденные], подобно могучим тиграм и слонам исполинского вида, подобно жестокосердным леопардам и крокодилам с железною печенью, и войска [Тимура], как страшное наводнение, как ужасное море, [войска], разящие, словно стремительный метеор, и многочисленные, как Плеяды, устремились в атаку друг на друга, и тотчас запылало пламя битвы, и огонь войны высоко поднялся вверх. В конце концов великие эмиры, военачальники, успешно овладевающие вражескими крепостями, и бахадуры, опытные в ниспровержении неприятеля, все вошли в крепость, пронизывающим холодным ветром ярости подняли пыль истребления семейств враждебного государству [его величества] народа и огнем битвы подняли с поверхности земли дым мести до высшей точки неба. Много из вышедших наружу военных было перебито. А в конечном итоге солнце победы и одоления взошло с востока знамен рабов ставки убежища вселенной: десять тысяч мужчин из числа индусов дурного поведения, словно ветром, смешанным с пылью, были сметены в водоворот несчастья и в огонь боя. Головы гордецов были повержены в прах, и в каждом углу лились потоки крови. Поверхность земли от их тел казалась черной, как смола. Кинжал небытия посеял на их черных, как ночь, лицах желтую траву, а рука смерти посыпала на их черные тела шафран. Тот проступок, который они до этого совершили [перед его величеством, отказав ему в покорности], теперь уже дошел до их души. “Такова была казнь от господа твоего, когда он казнил эти города в то время, как они делали злое. [Поистине] казнь от него бывает болезненна, жестока!”[149].

После этого последовал [высочайший] приказ, [согласно которому] подожгли дворцы и [все] постройки города и крепости /93/; все это разрушили и опустошили, сравняли с землею, так что от них не осталось никакого признака. Ты сказал бы, что в этой стране вовсе не было живой души и в этой окрестности не было никакого [человеческого] приюта и убежища. Хвала [Аллаху], изменяющему положения вещей: к нему — возвращение и [в нем] — конец [всего]. С тех пор как светит солнце незыблемого хаканского владычества, всякий, кто, подобно месяцу, выступает против него, [неизбежно] тает. С тех пор как серп луны августейшего зонта-балдахина взошел на горизонте счастья, каждый, как солнце, обнаживший меч [против него], оказался захвачен.

Все то, что было захвачено в крепости из золота, серебра, лошадей и одежды, его величество соизволил пожаловать войскам. Много людей оказались ранеными, вроде эмирского сына принца Шайха Нураддина, этого льва из чащи мужества, которого гебры окружили и уже близко было к тому, что они его возьмут в плен...

Стихи

Льву, попадающему в плен к собаке, так уже предназначено судьбою.