Очень характерно, что, отбирая у Горбачева патент на новое мышление, начало его автор возводит к самому Сталину, отождествляя с термином «мирное сосуществование». Неужто забыл, что даже на XX съезде КПСС и в послехрущевские времена мирное сосуществование открыто (нашими теоретиками и в пропаганде) трактовалось как классовая борьба на международной арене? А чем кончается (или должна кончаться) классовая борьба, согласно марксизму-ленинизму, людям, окончившим советские вузы, разъяснять излишне.
Нет, товарищ Корниенко, новое мышление Горбачева тем принципиально и отличается от хрущевского мирного сосуществования, что оно предполагает совместимость общественных систем на основе общих норм и критериев, или, произнесу страшное для вас слово, — конвергенцию.
Горбачеву пришлось в конечном счете выбирать: устранить угрозу всеобщей ядерной катастрофы можно было, только демонтировав тоталитарный строй в Советском Союзе и покончив с «доктриной Брежнева». Он сделал этот выбор и с этим останется в истории как величайший гуманист XX столетия.
По этой спасительной для народов логике и проблема ракеты «Ока», и проблема единства Германии, и другие, вами названные, выглядят совсем иначе.
Ну что, спрашивается, от того, включили ли мы эту ракету в договор по РСМД или не включили, настояли на снижении дальности подобных ракет или нет? Для Генштаба, для мидовских переговорщиков, для некоторых подразделений ВПК это — с их ведомственных позиций — конечно, имело значение. А с точки зрения национальных интересов, т. е. государственной безопасности, абсолютно никакого. Или Корниенко и впрямь уверен, что американцы и НАТО собирались напасть на нас и нас завоевать?.. Или стали бы угрожать нам ядерной расправой, если мы, например, «не отдали» бы жизненно важную (!) для нашего народа Анголу?
То же самое с паритетом по ракетно-ядерному оружию. Ну, добились мы его, вымотав экономику страны и деформировав всю общественную психику. И что? Почему же американцы на нас не напали, пока мы не имели паритета? И вообще — для чего он нам нужен? Чтоб демонстрировать сверхдержавие, ублажать свои великодержавные амбиции, без чего наши люди будто ну просто спать спокойно не могут? Укреплять антидемократический, постсталинский режим в стране и у ее союзников? В этом, что ли, был наш национальный интерес?
Никогда мы с вами, Георгий Маркович, тут не сойдемся.
…Договор СНВ-1 получился, согласно Корниенко, более выгоден для США… «с чисто военной точки зрения», добавляет он. Не буду вникать в правомерность этого утверждения. Для меня важно пояснение — «с чисто военной точки зрения». А с точки зрения, реального процесса ядерного разоружения, т. е. уменьшения угрозы мировой войны?
По этому случаю и по другим Корниенко цитирует американцев — политиков и авторов книжек: те хвастают, что им удавалось «урывать» у нас побольше, чем они ожидали. И выдают нас за этаких простачков. Корниенко вместе с ними потешается. И этим выдает себя, ибо, оказывается, думает он так же, как они, только с обратным знаком, — в терминах дипломатической игры, переговорной ловкости — кто кого надует или сильнее прижмет в противоборстве.
А Горбачев, во всяком случае после Рейкьявика, с ними в игры не играл, хотя и видел все ходы и уловки американцев. Американские «игроки» выставляют себя победителями в играх, в которые с ними уже не играли. Горбачев шел к цели — через доверие и разрядку атмосферы военного противостояния. И встретил искреннее (не на чиновно-военно-дипломатическом, а на нормальном, человеческом уровне) понимание и готовность взаимодействовать, прежде всего со стороны Шульца, а потом и других.
Об объединении Германии. Корниенко оценивает произошедшее с позиций чиновника-переговорщика. В то время как Горбачев действовал, исходя из понимания исторического значения объединения Германии для судеб двух великих наций и их отношений на перспективу, думая о будущем Европы и мира, т. е. показал себя и на этот раз государственным деятелем, а не политиком, для которого популярность на данный день превыше всего. Его заботило также, чтобы спонтанный порыв немцев к воссоединению не сорвал все то, что уже было достигнуто в формировании новых, неконфронтационных международных отношений.
И совсем нелепы обвинения в предательстве национальных интересов, будто от германского единства и общенациональной признательности немцев за то, что мы этому не помешали, пострадала наша собственная безопасность.
Что получила Германия в результате объединения — объяснений не требует. От нас она хотела одного — покончить со всем, что напоминало бы отношения «победитель — побежденный». Не так уж много, если учесть, что минуло полвека после войны.