Этот мир материализовал одежду из моих воспоминаний? Однако я не помню когда это случилось. И самый главные вопрос - это результат моих действий, или действий законов этого мира?
Я присел за стол, представляя себе то, чего желал бы больше всего в данный момент - телефон. Наверное сейчас бы я выглядел глупо, но нужно было проверить. Я закрыл глаза, вспоминая картину из воспоминаний: представляя форму, функционал, музыку - все мелкие детали.
Вспомнилось, как мне звонили родители, когда я гулял допоздна. Вспомнились звонки разных рекламных компаний. Вспомнилось, что я звонил кому-то очень важному. У неё были длинные волосы. Она любила смеяться. Её голос. Я хочу вспомнить её голос.
Я резко открыл свои глаза, не питая надежды что-либо увидеть. И, собственно, ничего не увидел. Всё было пусто, или скорее - "как прежде". А это значит, что я не могу ничего материализовать самолично. Даже если сильно этого захочу. Я хотел было выдохнуть, однако я и дышать в этом мире не могу. Оставалось только одно...
Я открыл книгу. Буквы вновь начали собираться в абзацы. Появилась глава: "Заключенный".
Это была комната, или скорее клетка, в которую меня засунули. Мои слипшиеся глаза сверху слепились светом из небольшого окна в стене на которой была решётка. Из-за этого мне было довольно тяжело что-то разглядеть вокруг себя.
Я развернулся на живот, что-бы хоть как-то прийти в себя. Во рту был привкус крови. От ноздрей до верхней губы была засохшая кровь. Верхняя губа побаливала, как и десна с кончиком носа. Кажется, мне сломали нос, когда ударили ногой.
Впрочем это и хорошо. С забитым носом я не чувствовал так сильно этот омерзительный и удушающий запах человеческих экскрементов, стоящий в комнате. Боюсь представить, что было бы, если он остался цел.
Малая радость, с учётом обстоятельств. В комнате была дикая жара, что совместно с запахом передавала невообразимые ощущения. Хотелось блевать, но моё состояние и так было плачевным. Я хотел дико пить.
В коридоре за моей решёткой раздалось бряцанье доспехов и смех. Я услышал два голоса, которые неустанно смеялись от какой-то шутки. Встать и посмотреть кто там я не мог. У меня не было сил даже приподняться, а потому я продолжал лежать на полу. Голоса приближались и вскоре я понял, что они уже стояли около моей камеры.
Раздался резкий звон от удара по решётке. Уши обомлели от этого звука. Я посмотрел вперед. Из нижней расщелины решётки, со скрежетом ко мне протянулась железная миска, чуть пролившая воду в ней.
Не долго думая, я пополз к ней, отталкиваясь ногами и цепляясь руками о пол. Удивительно как жажда пробуждает в человеке силу. Достигнув того расстояния, с которого мне будет удобно взять миску, я потянулся к ней правой рукой. Послышался задорный смех. Как только кончик фаланги моего указательного пальца достиг краёв миски, она тут же, с тем же скрежетом, ушла за расщелину в руку ржущих охранников.
Моему гневу не было предела. Я попытался подняться, используя предплечье правой руки как опору. С усилиями, мне таки удалось хотя-бы встать на колени. Я поднял голову и посмотрел на стражников: на них были простые нагрудники, закрывающие тело от плеч до паха и горжеты из дубленной кожи, закрывающие шею; на головах закругленные шлема; кисти были в тканевых перчатках, остальное же было открытым; штаны у них были чёрными и мешковатыми; в руках у них были железные дубинки.
Выглядели они не молодо. У левого, что стоял надо мной, была короткая чёрная бородка. У правого, что сидел передо мной с миской, щетина и диагональный шрам на лбу и правой щеке. Кожа у обоих была загорелой, а черты лица были южно-европейские, как у греков. По виду я бы дал им около тридцати или сорока лет.
Тем временем охранники продолжали ржать. А я уже смотрел куда-то в пустоту. Было тяжело держать себя в сознании, после того, как я поднялся. Не говоря уже о том, что-бы думать и анализировать. Голова становилась тяжелее. Было такое ощущение, что у меня похмелье. Только вот я не пил. Почти. Однако во рту был лишь привкус крови.
Вскоре охранники затихли. Они вновь протянули мне миску с водой. Изнеможденный, я потянулся к ней и чуть не упал на пол. Я придерживал себя левой рукой об пол. Моя правая рука дрожала, когда я вновь потянулся за миской. На тот момент, больше всего я боялся того, что её вновь вырвут у меня. Однако на мой счастье этого не произошло. Я жадно вцепился в края миски губами, высасывая воду, подобно рёбенку присосавшегося к груди матери. Наконец, опустошив миску, я поднял взгляд вновь. Не знаю, какое лицо у меня было тогда. Однако мне казалось, что я выглядел жалким.
Однако это не имело значения. Освобождая свои мысли от жажды, меня пугали иные вещи. Факт нахождения тут сам по себе напрягал. Многое мне предстоит узнать. И боюсь, что правда не будет приятной.