Дневник посла

Наши экипажи крупной рысью едут вдоль Невы, сопровождаемые гвардейскими казаками, ярко-красные мундиры которых сверкают на солнце.

Несколько дней тому назад, когда я обсуждал с Сазоновым последние подробности визита президента, он сказал мне смеясь:

– Гвардейские казаки назначены для сопровождения президента. Вы увидите, какое они представят красивое зрелище. Это великолепные и страшные молодцы. Кроме того, они одеты в красное. А я думаю, что господин Вивиани не относится с ненавистью к этому цвету.

Я ответил:

– Нет, он его не ненавидит, но его глаз художника наслаждается им вполне лишь тогда, когда он соединен с белым и синим.

В своих красных мундирах эти казаки, бородатые и косматые, действительно наводят ужас. Когда наши экипажи въезжают вместе с ними в главные ворота крепости, какой-нибудь иронический наблюдатель, любитель исторических антитез, мог бы спросить себя: не в государственную ли тюрьму провожают они этих двух патентованных «революционеров» – Пуанкаре и Вивиани, не считая меня, их сообщника. Никогда еще моральная противоречивость и молчаливая двусмысленность, которые лежат в основе франко-русского союза, не являлись мне с такой силой.

В три часа президент принимает делегатов французов – жителей Петербурга и всей России. Они приехали из Москвы и Харькова, из Одессы и Киева, из Ростова и Тифлиса. Представляя их Пуанкаре, я могу сказать ему с полной искренностью:

– Их готовность явиться приветствовать вас нисколько меня не удивила, так как я каждый день вижу, с каким усердием и любовью французы в России хранят культ далекой родины. Ни в одной из провинций нашей старой Франции, господин президент, вы не найдете лучших граждан, чем те, которые находятся здесь, перед вами.

В четыре часа шествие снова выстраивается, чтобы сопровождать президента в Зимний дворец, где должен состояться дипломатический прием.

На всем пути нас встречают восторженными приветствиями. Так приказала полиция. На каждом углу кучки бедняков оглашают улицы криками «ура» под наблюдением полицейского.

Зимний дворец выглядит как в самые торжественные дни.

Этикет требует, чтобы посланники один за другим вводились к президенту, слева от которого стоит Вивиани. А я представляю ему моих иностранных коллег.

Первым входит германский посол, граф Пурталес, старейшина дипломатического корпуса. Я предупредил Пуанкаре, что мой предшественник, Делькассе, едва соблюдал необходимую вежливость по отношению к этому очень учтивому человеку, и я просил президента оказать ему хороший прием. Итак, президент принимает его с подчеркнутой приветливостью. Он спрашивает его о французском происхождении его семьи, о родстве его жены с фамилией Кастеллан, о поездке на автомобиле, которую граф и графиня предполагают сделать через Прованс по дороге в Кастеллан, и т. д. Ни слова о политике.

Затем я представляю моего японского коллегу, барона Мотоно, которого Пуанкаре когда-то знал в Париже. Разговор их краток, но не лишен значения. В нескольких фразах выражен и предположительно решен принцип присоединения Японии к Тройственному согласию.

После Мотоно я ввожу моего английского коллегу, сэра Джорджа Бьюкенена. Пуанкаре заверяет его, что император решил держаться самого примирительного образа действий в персидских делах, и он настаивает на том, чтобы британское правительство признало, наконец, необходимость преобразовать Тройственное согласие в Тройственный союз.

Совсем поверхностный разговор с послами Италии и Испании.

Наконец появляется мой австро-венгерский коллега, граф Сапари, типичный венгерский дворянин, безукоризненный по манерам, посредственного ума, неопределенного образования. В течение двух месяцев он отсутствовал в Петербурге, вынужденный оставаться при больных жене и сыне. Он неожиданно вернулся третьего дня. Из этого я вывел заключение, что австро-сербская распря усиливается, что там произойдет взрыв и что необходимо, чтобы посол был на своем посту, дабы поддерживать спор и принять свою долю ответственности.

Пуанкаре, которого я предупредил, ответил мне:

– Я попытаюсь выяснить это.

После нескольких слов сочувствия по поводу убийства эрцгерцога Франца Фердинанда президент спрашивает у Сапари:

– Имеете ли вы известия из Сербии?

– Юридическое расследование продолжается, – холодно отвечает Сапари.

Пуанкаре снова говорит:

– Результаты этого следствия не перестают меня занимать, господин посол, так как я вспоминаю два предыдущих расследования, которые не улучшили ваших отношений с Сербией… Вы помните, господин посол… дело Фридюнга и дело Прохаски…

Сапари сухо возражает:

– Мы не можем терпеть, господин президент, чтобы иностранное правительство допускало на своей территории подготовку покушения против представителей нашей верховной власти.

Самым примирительным тоном Пуанкаре старается доказать ему, что при нынешнем состоянии умов в Европе все правительства должны усвоить осторожность.